Отчего же не говорить правду? Если бы, пожавши пуговку в Москве или Петербурге, этим пожатием можно было бы убить мужика в Царевококшайском уезде и никто бы не узнал про это, я думаю, что нашлось бы мало людей из нашего сословия, которые воздержались бы от пожатия пуговки, если б это могло им доставить хоть малейшее удовольствие.
И это не предположение только. Подтверждением этого служит вся русская жизнь, всё то, что не переставая происходит по всей России
»[153].Если уж собственные элитарии так мало ценили жизнь русского крестьянства, нет ничего удивительного, что подобные оценки стали общим местом на Западе. Но там они были ещё радикальнее: иностранцы отказывали русским не только в культуре, но и в элементарной смекалке, а иногда и в наличии души. Русских откровенно считали не равными, менее ценными
. Французский посол в России Морис Палеолог в разгар Первой мировой предельно цинично написал о становом хребте русской армии:«По культурности и развитию французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран на свете. Сравните с этой невежественной и бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, в науке, люди талантливые и утончённые; это сливки и цвет человечества… С этой точки зрения наши потери будут чувствительнее русских потерь
»[154].Здесь мы видим расизм в чистом виде, причём, что особенно не красит Палеолога, – расизм по отношению к верному и самоотверженному союзнику. С тем же столкнулся и русский военный агент во Франции полковник граф А.А. Игнатьев, когда в 1916 году по просьбе Парижа на Западный фронт прибыл русский экспедиционный корпус. Инспектировать царских солдат приехал генерал Петэн, будущий глава прогитлеровского правительства в Виши. Встречу с ним Игнатьев описал в своих мемуарах:
«При выходе из машины я приветствовал Петена от лица русской армии и после сухого военного рукопожатия пошёл сопровождать малоприветливого на вид генерала.
– Ну, посмотрим, как ваши солдаты освоились с нашей винтовкой. Они ведь у вас сплошь безграмотные.
– Не совсем так, генерал, – ответил я, – а что касается винтовки, то ваш устарелый “лебель” много проще нашей трёхлинейки.
В ответ Петен подозвал одного из встреченных нами солдат и предложил мне приказать ему зарядить и разрядить ружье. Из дальнейших вопросов стало ясно, что Петен принимал нас за дикарей, обнаруживая то, что сделало его впоследствии единомышленником нацизма»
[155].