Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

«Подавляющее большинство немецкого народа… представляло себе советских людей как обречённую, полуголодную отупевшую массу»[860].

В другом документе отмечается, что «восточных людей в целом рассматривали как неполноценных в расовом отношении»[861].

Однако все стереотипы в той или иной степени были опровергнуты. Шокирующими оказались результаты медицинских осмотров: выяснилось, что большая часть незамужних русских девушек сохраняют целомудрие, что совершенно не вязалось с геббельсовским тезисом о развращённом «советском рае». Наблюдая за «восточниками», немец не увидел и намёка на отмирание традиционной семьи; наоборот, остарбайтеры были крепко привязаны к своим родным и очень переживали, если с ними приходилось расставаться. Кроме того, многие работники с Востока были религиозны и носили нательные крестики — это опять же расходилось с пропагандой, которая выставляла всех советских людей воинственными безбожниками. Наконец, преувеличенным показался и тезис о довлеющем терроре ГПУ: немцы сталкивались с целыми группами остарбайтеров, из которых никто никогда не подвергался аресту. СД сообщало, что «часть населения проявляет по этому поводу [к пропаганде] скептицизм»[862].

Самой слабой частью пропагандистского концепта рейха были тезисы о низком интеллекте и бескультурье русских. Разные отношения к проекту большевиков не могут отменить того факта, что всеобщее массовое образование и просвещение в 1930-х годах действительно стали реальностью советской жизни. До начала войны в стране была почти ликвидирована безграмотность, хотя ещё в 1920 году перепись населения зафиксировала, что около 60 % жителей только советской России не умели читать[863]. Накануне гитлеровского вторжения число студентов в СССР составляло 812 тысяч человек (в 8 раз больше, чем в 1913 году)[864], число учащихся средних специальных учебных заведений — 975 тысяч человек (в 175 раз больше, чем в 1913 году)[865]. Для распространения научных знаний повсеместно создавались Дома пионеров и кружки при школах, вузах, заводах и фабриках. На всех предприятиях были сформированы общедоступные библиотеки. Началось массовое издание научно-популярных журналов.

Культурно-просветительский прорыв Советского Союза не оспаривается и в современной западной историографии. Американская исследовательница Шейла Фицпатрик акцентирует внимание читателей на том, что «даже в свободное время, после работы и учёбы, советские граждане были заняты самосовершенствованием. Каждый, кто бывал в СССР в 1930-е гг., отмечал среди его населения страстную любовь к чтению и тягу к знаниям. Пушкинский юбилей в 1937 г. стал национальным праздником, в свет выходили объёмистые издания русской литературной классики XIX века. Популярный еженедельник “Огонёк” в 1936 г. вёл постоянную рубрику “Культурный ли вы человек?”, дававшую читателям возможность проверить свои знания. Культурный советский человек должен был знать названия пяти пьес Шекспира, пяти марок советских автомобилей, четырёх рек в Африке, трёх типов военных самолётов, двух поэм Генриха Гейне, двух советских ледоколов, имена семерых стахановцев и двух представителей утопической социальной мысли»[866].

Философ мирового значения Александр Зиновьев по этому поводу заметил: «Тяга миллионов людей к этому [к просвещению] была настолько сильной, что её не могла бы остановить никакая сила в мире»[867].