Война на уничтожение. Третий рейх и геноцид советского народа

Учёный сформулировал семь законов экспансии, согласно которым территориальное расширение государства происходит по мере развития его культуры; оно всегда имеет синергический эффект и даёт толчок развитию производства и торговли; государство поглощает образования меньшего размера; граница государства должна находиться на естественной географической периферии; при расширении государство стремится охватить «богатейшие в политическом отношении» области, такие как морские побережья, долины рек или земли с залежами полезных ископаемых; импульсы к расширению приходят извне, их создаёт само существование по соседству низшей цивилизации; государство ассимилирует малые нации и тем самым создаёт новые импульсы к расширению[58].

Концепция Ратцеля во многих отношениях примечательна. Своим размышлениям философ придал вид закона мироздания, который доминирует над человеческим правом. В политическом смысле принятие данных выводов означало, что следование международным договорам и конвенциям противоестественно и ведёт к государственному упадку, в то время как их нарушение, наоборот, вытекает из законов природы и сулит процветание. По сути, это была программа легализации агрессии, причём вину за нападение с природой разделял не захватчик, а жертва, ведь это она «провоцировала» соседа низким уровнем культуры и цивилизации.

Именно Ратцель был для своего времени ведущим теоретиком того, что современные антропологи назвали поселенческим колониализмом. В своём главном труде «Политическая география» он выделил несколько типов колоний: земледельческие, где народ-колонизатор сам селится на захваченной земле и возделывает её (Ackerbaukolonien); экономические, к которым относятся плантаторские и торговые (Pflanzungskolonien и Handels- und Verkehrskolonien), где военная сила колонизаторов заставляет местных жителей работать на себя или навязывает им условия торговли, выгодные метрополии; и наконец, военные, захваченные из стратегических соображений в качестве плацдарма или опорного пункта (Eroberungskolonien и Feste Plätze), где колонизатор не слишком вмешивается в жизнь коренного населения. Из этих типов, заключал Ратцель, только земледельческие колонии являются долговечными и прочными, так как лишь они привязывают пришельцев к земле. При этом расселение на новом пространстве, по его мнению, неизбежно связано с вытеснением коренного народа[59].

Согласно рассуждениям мыслителя, ныне в мире осталось совсем немного свободных земель, а значит, будущее расширение lebensraum какой-либо нации тем более будет органически связано именно с вытеснением местных жителей. Впрочем, подобное вытеснение или обезлюживание (Entvölkerung) неоднократно происходило в истории. Так, «депопуляция целых земель была средством, к которому часто и последовательно прибегала политика Рима»[60], например, во время Альпийских походов Августа. Чтобы не содержать многочисленные гарнизоны в провинции Реция, император принудительно выгнал большинство местных жителей на равнины. Ещё более жестоко он обошёлся с другими обитателями Альп: «Весь народ салассов — 8000 мужчин, способных носить оружие, — был привезён в Иврею и продан там в рабство», после чего фактически перестал существовать[61]. В других местах Ратцель упоминал осознанные «войны на уничтожение» против туземцев Антильских островов и Тасмании[62]. Ещё в одном пассаже он называл блестящими примерами обезлюживания Северную Америку, Южную Бразилию, Тасманию и Новую Зеландию[63]. О событиях в Новом свете учёный писал, что с 1640 года история взаимоотношений между пуританами и индейцами была не чем иным, как войной на уничтожение, прерывавшейся мирными периодами[64]. Ратцель сухо констатировал, что именно депопуляция индейцев привела к прочному овладению землёй и укоренению британских, а затем американских колонизаторов на заокеанских просторах:

«Политическое поражение французской колонизации в Северной Америке во многом обусловлено тем, что она зиждилась на постоянном перемещении по территории ради торговли, особенно мехами, и это не позволяло французам прочно укорениться на земле. Вследствие такого подхода индейцев щадили, их охотничьи территории уважали и не трогали. В итоге отношения французов с индейцами по большей части складывались… лучше, чем у англичан, и поначалу французы имели над ними бˆольшую власть, чем очень гордились. Преимущество было у них и в торговле, потому что французские деревенщины считались более честными купцами, чем англичане. Но именно то, что делало их приятными соседями индейцев, одновременно превращало их в гораздо менее успешных поселенцев, неспособных закрепиться на земле. Это заметил ещё Шамплен[65]. Прочие французы уяснили это лишь тогда, когда потеряли землю»[66].