Читаем Война на Востоке. Дневник командира моторизованной роты. 1941—1945 полностью

– Их поведение не лишено определенных этических норм, – рассудительно произнес он. – Они же совершают свои деяния не из низменных чувств, а исходя из патриотизма. Позвольте и мне поведать свою историю. Возможно, это позволит вам взглянуть на данный вопрос под другим углом зрения.

Все с нетерпением посмотрели на него, и он начал свой рассказ:


«В начале этого года, тогда я еще был обер-лейтенантом медицинской службы, наш тыловой полевой госпиталь находился в шестидесяти километрах северо-западнее Орла.

Поскольку в своем госпитале я лечил и больных местных жителей, то отношение ко мне населения было не то чтобы сердечным, но все же таким, что порой я даже забывал о том, что нахожусь в стране, с которой мы воюем.

Как-то ночью меня разбудил дежурный санитар и доложил, что принесли тяжелораненого, которому срочно требовалась моя помощь. Я осмотрел его. На нем была крестьянская одежда, но на крестьянина он не походил. У него обнаружились две огнестрельные раны, самая опасная из которых располагалась рядом с сердцем. Принесшие раненого двое русских рассказывали что-то о ночном воздушном налете, но я, естественно, им не поверил. Более того, у меня не было сомнений в том, что передо мной стояли партизаны, имевшие стычку с немецкими войсками. Я долго колебался, не зная, что предпринять, поскольку оказывать медпомощь партизанам мне было не по нутру.

Потом я решил, что передо мной тяжелораненый человек, нуждающийся в помощи, и начал операцию. Она длилась два часа, и пули были извлечены. Как и предполагалось, ими оказались пули от немецких автоматов. На руку была наложена шина, а рана на груди обработана. При этом дезинфицирующих средств я не жалел.

Мой военный фельдшер и фельдфебель медико-санитарной службы, ассистировавшие мне во время операции, призадумались – им тоже было ясно, что дело тут не чисто. Но они ничего не сказали. Фельдфебель распорядился поставить койку в отдельно стоявшей избе, в которой располагались только русские, и подробно объяснил им, что надлежит делать по уходу за раненым. Оба русских, принесшие его, конечно, поняли, что разоблачены, и в ту же ночь из деревни исчезли.

Тяжелораненого я навещал дважды в день – первое время у него держалась высокая температура, и он метался в горячке. Каждый раз, идя к нему, я ожидал, что больной умер, но на пятый день обнаружил его расслабленно лежавшим на подушках. Взгляд у него был ясным. Он впервые осмысленно и вместе с тем изучающе посмотрел на меня, а потом внезапно заговорил на прекрасном немецком, гортанно выговаривая слова:

– Ты спас мне жизнь, и я благодарен тебе, доктор.

Мне сразу стало ясно, что передо мной, скорее всего, офицер высокого ранга, и поэтому, многозначительно посмотрев на него, ответил:

– Я всего лишь выполнил свой человеческий долг. Надеюсь, что это не обернется когда-нибудь мне во вред.

Больной что-то хотел сказать, но я лишь махнул рукой и добавил, что наилучшей его благодарностью будет, если он быстро встанет на ноги. Тогда раненый прикрыл глаза и отвернул голову в сторону, как бы показывая, что ему все понятно. И действительно, через три недели ночью его и след простыл.

5 июля началось наше большое летнее наступление, в ходе которого мы должны были отрезать и окружить русские войска на Курской дуге. Все пребывали в прекрасном расположении духа и чувствовали себя весьма уверенно.

Однако 13 июля до нас дошли неслыханные вести – Красная армия в полосе ответственности 2-й танковой армии, то есть в тылу наступавших немецких войск, нанесла контрудар. В результате мой госпиталь оказался переполненным ранеными, и нам пришлось разворачивать дополнительные койко-места. Я крутился как белка в колесе.

Немного прикорнуть мне удалось лишь утром 16 июля, но тут меня разбудил фельдфебель медико-санитарной службы:

– Просыпайтесь, господин обер-лейтенант! Прибыл лейтенант медицинской службы Леке! Русские напали на центральный госпиталь!

– Что? – вскочил я. – Как такое возможно? Он же находится западнее нас!

– Внезапно появились партизаны, – доложил вошедший Леке. – Они стреляли без разбору, врывались в палаты и избы, убивая раненых прямо в кроватях. К ним навстречу с флагом Красного Креста вышел майор медицинской службы, но они сбили его с ног. Тогда и раненые, и персонал, в общем, все, кто мог, бросились к лесу. Многие были застрелены, так и не добравшись до опушки. Мне повезло – я наткнулся на Петерсена с его мотоциклом, и нам удалось улизнуть. Однако поторопитесь, господин обер-лейтенант медицинской службы! Нельзя терять ни минуты!

Я несколько секунд размышлял, не зная, что предпринять, а потом скомандовал:

– Фельдфебель! Погрузите по максимуму раненых на машины! Тот, кто может, пойдет пешком!

– Куда, господин обер-лейтенант медицинской службы?

– Двигаться в юго-восточном направлении к Орлу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное