Напряжение, сковавшее меня, немного ослабело, я успокоился и сказал ему: да, допущена, ошибка, но надеюсь, он поможет ее исправить. Маклер заверил, что он к моим услугам и попросил дать ему необходимые сведения о сыне. Через два дня, — условились мы, — я снова к нему приеду. Телефонист напомнил, что повестка требует немедленной явки на призывной — пункт, но маклер успокоил нас: омда имеет право предоставлять двухдневную отсрочку. Сам же он обещал связаться с уполномоченным призывного пункта и попросить его отсрочить призыв на неделю, а уж за это время он найдет какой-нибудь выход. С улыбкой, обнажившей желтые зубы, маклер намекнул: уполномоченный, мол, часто сотрудничает с ним и именно он будет заниматься делом моего сына. Мы распрощались, и я вышел. Но на душе было тревожно, как мне показалось, маклер взялся за дело без большой охоты. Все, обращавшиеся к нему раньше, рассказывали, будто он обещал им золотые горы и молочные реки. Возможно, со мной он повел себя иначе, потому как я — омда, в некотором роде представитель правительства. А может, его смутило присутствие телефониста, — как-никак лишний свидетель. Надо будет, решил я, послать к нему телефониста, пусть объяснит, что я никуда не езжу один, привык, чтобы меня сопровождал телефонист или сторож.
Дома никто ничего не знал. Я предупредил телефониста и сторожа, дежурившего ночью у телефона, чтобы они ни словом не обмолвились о повестке. Телефонист рассмеялся — телефонограмма нигде не зарегистрирована, словно ее и не было. Я принялся за дела. Конторский служащий принес план участка, возвращаемого мне по справедливому решению суда, и вместе с планом список феллахов, которые обрабатывали эту землю после ее конфискации, кто — по арендным договорам, а кто и купив наделы в рассрочку, по мизерным ценам. Я просмотрел список. Завтра пошлю человека в суд узнать, скоро ли будет готова копия решения и явится судебный исполнитель — привести его в исполнение. Тем временем надо прощупать настроение людей, согласны ль они добром отказаться от земли, или придется прибегнуть к помощи полиции. На то она, слава Аллаху, и существует, чтобы защищать таких обиженных, как мы! Я ни за что не возьму землю, если на ней сидит арендатор. Арендная плата за феддан — тридцать фунтов в год. Да их еще облагают разными налогами и пошлинами. А если я тот же феддан включу в свои угодья и буду сам его обрабатывать, получу в год чистых пятьдесят фунтов дохода. Возьмешь землю с арендаторами, а после их ни за что не выживешь. Нет, тут нужно стоять твердо. И вообще, считаю я, законы, определяющие отношения между землевладельцем и арендатором, должны быть пересмотрены. Но разве кто-нибудь мог надеяться, что нам возвратят землю? Если уж невозможное свершилось, надо думать, теперь многие «нововведения» будут отменены и вернутся старые порядки. Недаром наши деды говаривали: терпение открывает двери исполнения желаний.
Наступил вечер. Гостей в доме не было, и я решил поужинать в комнатах. С гостями я обычно ужинаю во дворе. Я пошел на половину младшей жены — ей, раз уж я больше никогда не женюсь, суждено навсегда остаться младшей. Старшая жена стояла на пороге своей комнаты и что-то проворчала, когда я проходил мимо. Я вспомнил о сыне и подумал, если, не дай бог, дело откроется, домашние мои первые позлорадствуют. Отужинав и напившись чаю, я сел возле жены и рассказал ей обо всем. Сын, дал я ей слово, останется при ней, но почувствовал: жена толком меня не поняла, слишком уж мало знает она жизнь.