- Нет! О, Боже, нет! – Ники смертельно побледнела, вырвала руки, сорвалась с места, опрокинув стул, и оказалась в объятьях растерявшегося Семена Михайловича.
Мадмуазель сползла набок, лишившись чувств. Мы все поднялись со своих мест. Господин Блевин поднес девушке нюхательную соль, она пришла в себя, и обвела присутствующих непонимающим взглядом. Кто-то включил электрические лампы, отчего в комнате стало светло как днем. Ники рыдала, Семен Михайлович, не зная, как освободится от расстроенной женщины, неуклюже пытался усадить ее на стул. Кто-то что-то громко доказывал, кто-то бормотал молитву.
Через десять минут все засобирались, мы поблагодарили хозяев за интересный вечер и удалились.
- Твоя мачеха, осталась верна себе, вечер закончился очень эффектно. – Прошептал мне на ухо Георгий, когда мы вышли в коридор.
- Да уж, весьма эффектно, что тут скажешь. Ты думаешь, дух баронессы и, правда, посетил нас?
- Сомневаюсь. При случае спроси у Софьи Александровны, сколько она заплатила медиуму и господину Блевину, они известны как очень «дорогие» гости. – Обычная ирония прозвучала в тоне Георгия.
- Ты думаешь, они наводят справки, о тех с кем встретятся на вечере?
- Не сомневаюсь, они тщательно готовятся, недаром одно из их условий определенное количество гостей, не больше двенадцати.
- А стол? Он ходил ходуном!
- Какой-нибудь фокус.
- Какой же?
- Не знаю я не фокусник, могу навести справки. – Лифт опустил нас на мой этаж, и Георгий галантно пропустил меня вперед.
- Не стоит, мне не хочется об этом вспоминать, было жутко. Но главное эти слова о драгоценностях, я поняла, о них почти никто не знает! Хотя Ванда Гердовна что-то там говорила, но сейчас уже не упомню. Ты останешься? – Мы остановились у дверей моего номера.
- Нет, не сегодня. – Георгий извиняющее улыбнулся и поцеловал меня в щеку.
- Тогда спокойной ночи.
- Спокойной ночи, Настенька.
Он ушел. Я переоделась сама, еще вечером отпустила горничную. Предполагая, что может быть, проведу ночь не в одиночестве. Хорошо хоть корсет одела с завязками спереди и платье с боковой застежкой, а то довелось бы горничную у тети одалживать.
Странно, но я почему-то была рада тому, что осталась одна. Разные мысли одолевали. Открыв пошире окно уставилась в ночную темноту. Где-то внизу горели фонари, умытый город, спал крепким сном.
Из головы не выходила Ники, то, как она сказала о любви к мужу, сколько печали было в ее глазах, страдания. Вспомнила бедную Анфису Андреевну, она ведь не пережила мужа даже на полгода, вот ведь как любила. А я? Любила ли я Мишу? Никогда по-настоящему об этом не задумывалась.
Стало холодно, в открытое окно врывался довольно сильный ветер, пришлось прикрыть его и вернуться в постель, но сон не торопился наведаться ко мне, возможно, сказывалось излишнее возбуждение.
Закрыв глаза, перенеслась мыслями в прошлое. Вечера в библиотеке, я их любила. Это были часы только наши с Мишей. Он усаживался за письменным столом, в домашнем коротком бархатном халате, раскуривал трубку и принимался читать газету, я залезала в кресло с ногами и накрывалась пледом, в библиотеке всегда царила прохлада, брала книгу, и мы погружались в чтение, время от времени отрываясь, что бы послушать, что интересного нашел в газете Миша.
Любила ли я его? Наверно, да. Была ли это страстная любовь – нет. Страсти у нас не было. Даже в постели, но зачем нам нужна была эта страсть? Ведь нас все и так устраивало.
Конечно с Георгием все иначе. Вот только люблю ли я его? Впервые задумалась над этим и не смогла найти ответа. Страсть, пожалуй да, в его объятьях все иначе, совсем иначе, но что кроме того я знаю о нем. Последние полгода мы много написали писем друг другу, можно ли узнать человека по письмам? Я знала, что у него есть сестра под Москвой и в Петербурге – мама. Знала, что он любит свой предмет и половину лета провел в Крыму, роясь в чьих-то могилах. Порой две трети письма были посвящены описанию какой-нибудь бляшки, найденной в кургане, и еще рисунок на полстраницы и сколько я не рассматривала рисунок, никак не могла понять, как по этим кусочкам можно судить о жизни, быте древнего народа?
Сколько не пыталась, не могла представить себе Георгия в домашнем халате, сидящем за письменным столом или в нашей маленькой столовой, окруженного небольшим женским царством, беседующим с месье Бомоном или разбирающимся в счетах и бухгалтерских книгах, впрочем, последним, и муж занимался весьма неохотно предпочитая предоставлять эту часть ведения хозяйства мне.
В свою очередь, Миша никак не желал, даже в моем воображении, нетерпеливо срывать с меня одежды и заниматься любовью при открытом окне и свете ламп. Лампы он бы погасил из экономии, а окно закрыл, что бы, не дуло, да и зачем срывать одежды, если можно спокойно раздеться.
Такие мысли мучили меня большую часть ночи, не давая уснуть, получается, мне нужен кто-то средний между Мишей и Георгием? А может лучше не спешить, подождать, узнать Георгия получше, все таки полгода, большей частью вдали друг от друга, не достаточное время, что бы узнать человека.