По мере того, как он удалялся от оживленной части порта, его обступала тишина. Слышался только хруст снега под ногами да изредка доносившийся вскрик буксирного гудка.
На середине пути, между стоянкой «Марии-Глории» и десятым причалом, предстояло миновать узкий проход — там, где ковш делает поворот. Приближаясь к этому проходу, Найденов невольно огляделся. Вокруг — ни души. Проулок казался темной щелью. Найденов опустил руку в карман, нащупал револьвер и вошел в тень пакгауза…
Витема, которому здесь незачем было разыгрывать роль Бэра, уже больше часа стоял, прислонившись к стенке здания. Холод начинал пробирать его, но он боялся выйти из тени и осторожно переминался с ноги на ногу. «Получил Найденов записку? — думал он. — Решится ли пойти в назначенное место? И действительно ли тот, кого он здесь ждет, — Найденов? Ведь если его подозрения неверны, если он ошибся, то человек либо вовсе не придет, либо… Что может еще быть? А вот что: заподозрив что-то неладное, он явится не один, и тогда… Тогда нужно уносить ноги».
Витема услышал скрип шагов на снегу. Это были уверенные шаги человека, знающего свой путь.
Витема вынул бесшумный пистолет и отодвинул предохранитель…
…В половине девятого вечера над головой санитара в дежурке портового госпиталя раздался тревожный звонок. Санитар отложил газету и отворил дверь. За нею никого не было. Он хотел распахнуть дверь и выглянуть на крыльцо, но дверь во что-то уперлась. Санитар нагнулся и нащупал в темноте плечо лежавшего на крыльце человека. Невдалеке скрипели чьи-то быстро удаляющиеся шаги. Санитар хотел было последовать за уходящим, но раздумал и, втащив тело в приемную, крикнул:
— Товарищ врач, мертвеца подкинули!..
Черты бледного лица человека, лежащего на полу, не были знакомы санитару — он никогда раньше не видал Найденова.
Сон мистера Майлса
Витема шел быстро. Он миновал город, прошел выселки и остановился у последних домиков, вслушиваясь в тишину зимней ночи. Ничего, кроме одиноко брехавшей собаки, не было слышно. Витема подошел к покосившейся хибарке.
Окна и дверь были заколочены крест-накрест горбылями. Крошечный дворик завален хламом. Из-под снега выпирали поломанные ребра кроватей, спинки стульев, края ржавых бидонов. При малейшем прикосновении эта груда издавала предостерегающий гул.
«Юстус устроился правильно», — подумал Витема и постучал в дверь.
Мейнеш отворил молча, без вопросов.
— Осторожно, — предупредил Мейнеш. — Здесь три ступеньки вниз.
— Нельзя сказать, чтобы у тебя было слишком уютно, — пробормотал Витема, оглядывая обстановку.
— С уютом я потерплю до «Кайзерхофа», а сейчас важнее безопасность.
— Можешь меня одновременно и поздравить и пожалеть, Юстус. В других обстоятельствах такой случай заслуживал бы бутылки «Купферберга»… Кого-то из преследователей больше не существует!
— Так что же здесь достойно сожаления?
— То, что этот преследователь не Найденов.
— Вот что?.. Значит, там, за пакгаузом…
— Да, я собственноручно всадил в кого-то хорошую порцию свинца из пневматического пистолета. А в кого — не знаю. Ясно одно — это не Найденов.
— Он там?.. Я говорю об убитом.
— Труп сброшен в гавань.
— Неостроумно…
— Не каркай, Юстус!
— Ты позаботился о том, чтобы он не мог всплыть?
— У меня не было ничего тяжелого под рукой.
— Значит, его выловят.
— Черт с ним. Когда начнется канитель, меня тут уже не будет.
— Это новое в твоем отношении к работе, Генрих, — насупился Мейнеш. — После меня хоть потоп, а?
— Меня заботит теперь одно: восстановить свою репутацию.
— Репутацию или банковский счет?
— Одно не оторвешь от другого. Нет, они не знают Витемы… Двадцать лет!.. Почти четверть века мы с тобой работаем, как верблюды. Два десятилетия тащимся по пустыне под непрерывной угрозой пули или петли, в единственной надежде дойти до источника… Верблюды… Жалкие верблюды…
— Нет, мы… волки, Генрих!