Война «невидимок» (Художник В. Носков)

Помощник покраснел.

Житков отпустил его молчаливым кивком головы.

Едва успели затихнуть шаги капитан-лейтенанта, как в дверь осторожно постучали. Это был Мейнеш с ужином на подносе. Он молча поставил кушанья на стол и исчез. Потом так же молча убрал посуду. Он действовал, как самый исполнительный буфетчик.

Перед тем, как Житков лег спать, к нему снова зашел Мейнеш. Вполголоса, но настойчиво он спросил:

— Мне очень важно знать: что с капитаном?

— То, что и должно быть…

Мейнеш испытующе посмотрел на Житкова.

— Должен ли я понять вас так, что капитан… в руках русских?

После секунды колебания Житков ответил на вопрос вопросом:

— А если… так?

Мейнеш покачал головой.

— Это было бы очень печально. — И решительно заключил: — Грубая ошибка!

— Как вы сказали?

— На вашем месте я бы предоставил ему возможность бежать.

— Вы понимаете, что говорите? — рассердился Житков.

Но Мейнеш оставался очень спокоен и все так же, вполголоса, но твердо повторил:

— Пусть лучше ему дадут бежать. — И тоном, уже совсем не подобающим простому буфетчику, добавил: — Хорошенько подумайте. Хорошенько!

С этим он и ушел. И сколько Житков ни раздумывал над истинным, как ему начинало казаться, скрытым смыслом слов Мейнеша, он не мог их понять. Так ни до чего и не додумавшись, он лег спать, приказав не будить себя иначе, как по тревоге. Радист получил распоряжение в любое время доставлять Житкову все шифрованные сообщения.

Чем разочарован Мейнеш?

Найденов пришел в себя от нестерпимого жара, опаляющего голову. Горела меховая одежда, тлел сбившийся на сторону шлем. Он сорвал его и стал бить по горящей одежде рукавицами. Это плохо помогало. Тогда он сообразил, что рядом есть более действенное средство — вода. Волны ударяли в остатки самолета. Найденов окунулся в ледяную воду. Огонь больше не угрожал ему.

Левая плоскость, где был расположен бак, который успели залить бензином, оказалась оторванной взрывом от центроплана и отброшенной далеко в сторону. Фюзеляж и другая плоскость продолжали держаться на воде благодаря пустым бакам — центральному и правому крыльевому. Большая часть кабины уже наполнилась водой, хвост погрузился. Найденов надеялся, что некоторое время остатки машины еще продержатся на поверхности моря. Но какой ему от этого прок, он и сам не знал. По-видимому, человек уж так устроен, что во всякой оттяжке конца, даже явно бесцельной, он склонен видеть благо.

Найденов подошел к отсеку радиста. Там по-прежнему лежал Витема, связанный и втиснутый в узкое пространство между переборкой и станцией.

Найденов стоял в раздумье, что делать с пленником, когда раздался какой-то слабый звон. Остатки самолета качнулись, и Найденов полетел в воду…

* * *

С тех пор, как находившийся в море спасательный буксир «Пурга» перехватил призыв горящего фашистского танкера о помощи, прошло немало времени: Иван Никитич не сразу согласился на предложение Элли, пользуясь темнотою, подойти к танкеру, взять его на буксир и отвести к себе.

«Если экипаж ко времени подхода «Пурги» покинет танкер, — задача сведется к тому, чтобы справиться с огнем. Если же у немцев хватит выдержки не покинуть судно, то, пожалуй, придется вернуться ни с чем», — думал старый капитан.

Стоя рядом с Элли на ходовом мостике «Пурги», он вглядывался в метущееся над горизонтом зарево пожара.

— Эй, на руле! Держи ближе к танкеру с наветра. — И мгновенно переключившись на английскую речь, обратился к Элли: — Товарищ Глан, прикажи готовить шлюпку — пойдешь на танкер.

Скоро дыхание пожара стало опалять стоящих на мостике «Пурги».

Иван Никитич почесал затылок.

— Такое разве потушишь?!

— Все-таки разрешите взглянуть, — сказала Элли.

— Словно отсюда не видать? Бензин. Давно взорвался. Гляди, на что палуба похожа. Просто чудом на плаву держится.

— Может, людей снять надо?

— Э! Все давно изжарились либо сбежали…

— Разрешите все-таки спустить шлюпку? — настаивала Элли.

Капитан нехотя согласился. Тали скользнули в блоках шлюпбалок. Через несколько минут шлюпка Элли отвалила от борта «Пурги». Когда она скрылась в дыму, стлавшемся по морю вокруг пожарища, из той же самой дымовой пелены показался немецкий сторожевой катер. Расчеты двух сорокапятимиллиметровок, стоявших на носу и на корме «Пурги», не раздумывая, открыли по нему огонь.

С борта немецкого катера заговорили крупнокалиберные пулеметы, а через минуту и носовая пушка. Людям спасательного буксира, не предназначенного для боя, было трудно состязаться хотя бы и с маленьким боевым кораблем. Через несколько минут «Пурга» получила два прямых попадания в борт, против котельной. Буксир окутался клубами пара.