Война «невидимок». Остров Туманов

– Уходи… Уходи, пока не вернулся отец, – сказал он, распахнув входную дверь, и сквозь зубы тихо прибавил: – Немецкая тварь!

– Так вот в чем дело! – Житков рассмеялся. – Ты принял меня за немца?

Эль стоял со сжатыми кулаками.

– Тем хуже, если ты продался им, не будучи немцем!

– Тише, мальчик, – сказал Житков. – Мы просто не поняли друг друга.

– Что тут понимать? Ты с «Марты», а мы здесь слишком хорошо знаем, что это значит.

– Да, я с «Марты». Но если бы ты знал, как я на ней оказался!

Житков вкратце описал Элю свое путешествие на паруснике.

– Ну, так тебе несдобровать! – с тревогой воскликнул Эль. – Вольф отыщет тебя. Перевернет вверх дном весь остров.

– О каком Вольфе ты говоришь? – спросил Житков.

– А разве ты не знаешь? Имя капитана «Марты» – Вольф.

– Прежде чем он догадается, что я не утонул, – сказал Житков, – меня здесь уже не будет.

– Ну и чудак! С тех пор как сюда пришли немцы, наш остров стал настоящей тюрьмой. Без разрешения немецкого коменданта не сядешь ни на один пароход.

– Кроме пароходов существуют средства…

– Не пойдешь же ты на материк в рыбачьей лодке?

– Почему нет?

– Но кто же ты? Ты не гунн и не наш. Англичанин? Нет, ты и не из них.

– Я русский.

– Ты?.. – Эль запнулся, словно у него захватило дыхание. – Не врешь?

– Зачем?

Эль порывисто протянул было руку, но тотчас спрятал ее за спину.

– Поклянись, что не врешь.

– Всем, чем хочешь.

– У нас никто никогда не лгал, пока не пришли гунны. А с тех пор люди стали другими. Нашлись изменники. Когда-нибудь мы рассчитаемся с ними, но пока… пока ни один из них не должен тебя видеть. Когда вернется Адмирал, он найдет такое местечко, что ты никому не попадешься на глаза.

– Адмирал?

– Да, так люди называют моего отца…

– Это кличка?

– Разумеется. Но мой отец заслуженно получил ее: он был настоящим адмиралом рыбачьего флота. Впрочем, он мог бы кое в чем поспорить и с теми адмиралами, что обшиты золотом с ног до головы, хоть и сидят всю жизнь на берегу.

– Кажется, мы будем друзьями! – Житков протянул руку. Эль несмело вложил в нее свою. Это была маленькая нежная рука. Хотя на ее ладони чувствовались жесткие бугорки мозолей, Житкова поразило, что у юноши такие тонкие длинные пальцы и такая удивительно правильная форма продолговатой кисти.

Эль, кажется, заметил удивление Житкова и поспешил отдернуть руку.

– Адмирал непременно сведет тебя с Нордалем, – сказал он.

– Кто такой Нордаль?

– О, Нордаль Йенсен – самый сильный человек на острове. Он – замечательный человек! Я уверен, если когда-нибудь нам придется снова выйти в море, чтобы драться, отец никому другому не отдаст своей адмиральской шапки – только Нордалю!

– Рад буду познакомиться с ним…

Не договорив, Житков заметил, что глаза юноши испуганно устремлены сквозь окно на двор. Глянув через его плечо, Житков увидел идущего к домику Тэдди. Рядом с юнгой шагал высокий сутулый человек с неприятными рыжими баками. Угодливо заглядывая в глаза юнге, рыжий нес его новенький чемодан.

Эль испуганно шепнул Житкову:

– Брат не должен тебя видеть.

А Тэдди уже дернул дверь.

– Эй! Кому пришло в голову запираться среди бела дня? – весело крикнул он.

– Погоди, погоди минутку, – ответил Эль, – сейчас отопру!

Взгляд Житкова лихорадочно блуждал по комнате в поисках угла, куда можно было бы спрятаться. К стеклу приникло лицо рыжего. Мутные серые глаза, прикрытые дряблыми воспаленными веками, встретились с глазами Житкова.

Приход Св. Олафа

Ветер усиливался. Оле Хуль, причетник церкви Св. Олафа, снял шапку и сунул ее в карман, чтобы не унесло. Он не боялся, что ветер испортит ему прическу: череп его был гол, как колено.

Хуль плотнее закутался в плащ. Ветер дергал его за полы, ударял в грудь, бросал в лицо пригоршни соленой воды. Хуль только щурился и продолжал с любопытством глядеть, как пристает пароход. Хотя погоня за куском легкого хлеба и сделала его церковной крысой, но, как всякий житель этого острова, в душе он оставался моряком.

Оле сразу узнал среди пассажиров нового пастора, хотя никогда не видел его, как и никто другой на острове. Черный глухой сюртук и котелок бросались в глаза на фоне туристских костюмов и зеленых шляп немцев, толпившихся на палубе. Если что и удивило причетника в облике нового пастора, так это его молодость. Но ведь на то херре Сольнес и был скандинавом, чтобы иметь право на здоровый цвет лица, веселый блеск умных глаз и твердую поступь, – даже в пасторском платье.

Оле хорошо знал, чего стоило добиться от немецких властей разрешения прислать сюда нового пастора на смену умершему полгода назад старику Никольсену. Если прибавить к этому полугоду несколько месяцев болезни господина Никольсена, то, пожалуй, скоро исполнится год, как в церкви Св. Олафа не было справлено ни одной службы. Может быть, жители острова и не испытывали большого ущерба от такого перерыва в сношениях с небом, но зато он, Оле Хуль, как нельзя более остро ощущал досадные пробелы в своем бюджете. Поэтому вдвойне радостно приветствовал он нового пастора, когда тот, без всякого видимого усилия неся два больших чемодана, ступил на каменистую почву острова Туманов.