«Мария-Глория» закончила разгрузку. Суперкарго Бэр тщательно рассортировал очищенные коносаменты: все сошлось точно – ящик в ящик, унция в унцию. Бэр сколол документы, разложил по конвертам, надписал каждый из них и уложил в ящик стола.
Закончив работу, он откинулся в кресле и закурил. Когда серый столбик пепла стал в полсигары, Бэр тряхнул головой, словно отгоняя одолевавшие его блаженные видения, обулся, вышел. Дойдя до каюты первого штурмана, негромко стукнул в дверь и, не ожидая разрешения, вошел.
Майлс лежал в койке. При входе Бэра он отвернулся к переборке.
– Все еще дуетесь? – спросил Бэр, запирая дверь, и опустился в кресло около койки. – Покажитесь-ка.
Майлс нехотя повернулся на другой бок. Лицо его исказилось гримасой страдания.
– Ну-ну, без глупостей, – проговорил Бэр.
– Страшно подумать, что будет, если русские нападут на наш след.
– Пока вы будете вести себя так, как приказываю я, вашим шейным позвонкам ничто не угрожает.
– Мистер Бэр, – штурман умоляюще сложил руки. – Ведь банки нужно класть в бункера «Марии». Мистер Бэр, сделайте так, чтобы меня списали… Вы же видите, я совершенно болен. Мне нужна хорошая лечебница.
– Как только вы положите «консервы» куда следует…
– Хоть сегодня же ночью…
– Чтобы какой-нибудь идиот увидел их прежде, чем они будут засыпаны толстым слоем угля? Нет, Майлс, я уже сказал: вам придется провести бункеровку по всем правилам. Впрочем… – Бэр на минуту задумался. – Вы знаете, что «Марию» будут грузить пенькой?
– Когда я думаю о соседстве пеньки и ваших «консервов»…
– Вас не будет на «Марии».
– А на каком судне я вернусь домой?
– Домой?.. Вы останетесь пока здесь, в портовом госпитале Тихой.
Майлс рванулся было с койки, но тут же со стоном упал обратно.
– Нет, нет, – слезливо забормотал он, – все, что хотите, только не это. Я боюсь русских!
– Пока вы больны, вас подержат в госпитале. Потом, когда выздоровеете, то отлично сможете побывать на двух-трех из приходящих сюда английских и американских судов и оставить им на память еще несколько банок моего фарша.
– Ни за что! Ни за что на свете! Я не притронусь больше к вашим жестянкам.
Бэр, не слушая, говорил свое:
– Через два дня вы должны быть на ногах. Если «Мария» примет пеньку, то вы сможете, даже не ожидая бункеровки, положить банки в грузовые трюмы. По два-три снаряда в каждый трюм – совершенно достаточно.
В каюте наступило молчание. Негромко хныкал штурман, делая вид, будто корчится от боли в животе.
С палубы доносился шум, сопутствующий приготовлениям к погрузочным операциям. Машинисты проверяли лязгающие шестернями лебедки, скрипели стрелы, шуршали по палубе расправляемые сетки.
Бэр небрежно кивнул Майлсу и покинул каюту. Поднявшись по главному трапу, он осторожно выглянул на верхнюю палубу. Стрелы приняли уже первые партии груза, и русские грузчики спускали их в трюмы английским матросам. Этот товар не касался Бэра. Русские поставщики дадут своего человека для его сопровождения и сдачи в английском порту.
Прислонившись к притолоке полуотворенной двери, с сигарой в зубах и со скрещенными на груди руками, мистер Бэр наблюдал происходящее. Его внимание привлекали не механизмы, наполнявшие шумом палубу, не тугие тюки советской пеньки, – суперкарго пристально вглядывался в лица грузчиков.
Вот взор Бэра задержался на коренастом, необыкновенно плотном человеке с окладистой бородой. Увидев его, суперкарго притворил дверь, быстро перешел на противоположный борт, обогнул надстройку и приблизился к люку, в который сбрасывали хлопок. С видом праздного наблюдателя он подошел к бригадиру, считавшему тюки, и протянул ему пачку сигарет.
– Угощайтесь, пожалуйста, – сказал он довольно чисто по-русски.
– Не палим.
Старый грузчик подвел к трюму сеть, наполненную тюками.
– Отмечай, бригадир, – прохрипел он простуженным басом.
Суперкарго обернулся к грузчику:
– Закурите?
– «Верблюда» вашего? – спросил грузчик. – Что ж, «верблюд» – тоже папироса. Возьму, но не иначе, как в обмен на наши, советские. – Он вытащил из кармана запечатанную пачку «Беломора».
– О, русские папиросы! – И тонкие пальцы Бэра жадно схватили пачку.
Через минуту, небрежно насвистывая, Бэр вошел к себе в каюту. Но как только он переступил ее порог и затворил за собой дверь, от его непринужденности не осталось и следа. Он высыпал на стол полученные от грузчика папиросы и принялся внимательно исследовать их. Лезвием безопасной бритвы он осторожно срезал папиросную бумагу с каждой гильзы, и через несколько минут перед ним лежали двадцать пять тщательно расправленных, прижатых прессом кусочков прозрачной бумаги. Разложив их в определенном, одному ему понятном порядке, он вооружился лупой. Предметом его изучения были едва заметные водяные знаки на папиросной бумаге. Потом, скомкав бумажки, он бросил их в пепельницу и поджег. Туда же попали картонные мундштуки и упаковка.