– Мы почтили память того, чье тело вы отдали волнам – моего двойника. Когда я соглашался на эту подмену, никто из нас и думать не мог, что она приведет к такому концу. Конечно, военный моряк должен быть всегда готов ко всему, но, видит бог, если бы я знал… Впрочем… Впрочем, не будем об этом. Иногда я жалею, что голова у меня набита тем, что принято называть знаниями, ценными мыслями… – Он оглядел слушателей. – Впрочем, не станем сейчас об этом толковать. Я хочу только сказать, что если бы мне не было прямо приказано любой ценой… – да, любой ценой! – оберечь то, что зрело у меня в голове, я, конечно, был бы там, с вами, с вашими товарищами, защищающими самые передовые из передовых линий в войне с фашизмом… Да, я был бы там. Но… приказ – есть приказ. А мы с вами солдаты. К тому же еще моряки. И вот я вынужден был… – Он на миг запнулся, подыскивая слово, и с нескрываемым отвращением произнес: – Да, я был вынужден спрятаться в тылу.
Руки старика тяжело опустились на стол, и Валя с грустью заметила, какими узловатыми стали эти пальцы, как они дрожат – когда-то ловкие, точные пальцы физика-экспериментатора.
Явно пересиливая себя, чтобы отогнать овладевшие им думы, Бураго совсем другим тоном, который хотел выдать за спокойный и бодрый, проговорил:
– Однако ведь вас интересуют не переживания состарившегося профессора, а подробности дела… С чего же начать? Передайте-ка мне, Павел Александрович, ту коробку с табаком и трубку, – вон оттуда, из пепельницы.
Житков машинально следил за тем, как старательно Бураго заправлял в трубку завитки золотистых табачных волокон. Старик выпустил несколько густых клубов дыма, откинулся на спинку парусинового кресла и задумчиво проговорил:
– С чего же начать?.. Может быть, с того, что моя работа, сулившая интересные результаты, давно уже была предметом слишком пристального внимания фашистской разведки?.. Там не знали точно, в чем она заключается, но, по-видимому, отдавали себе отчет в ее значении для флота и для войны вообще.
– Речь идет о невидимости? – спросил Житков.
Бураго разогнал висевший перед его лицом клуб дыма и, подумав, сказал:
– Да… сначала…
– Папа! – Валя подалась всем телом к отцу и лицо ее отразило смятение. – «Сначала»?! Разве мы с тобой…
Не дав ей договорить, Бураго посадил дочь на диван и, сев рядом, обнял за плечи.
– Видишь ли, детка, – ласково сказал он, – тут будет кое-что новое и для тебя… – Он смутился, как будто был в чем-то виноват перед дочерью. – Ты не все знаешь…
– Я знаю все! – с уверенностью воскликнула она и твердо повторила: – Все, что относится к твоим работам.
Он покачал головой.
– Нет, детка, давай уж лучше я расскажу, как все было на самом деле.
Но она опять перебила:
– Ты хочешь сказать, что в действительности было совсем…
– Я бы сказал: «не совсем» так, как тебе казалось, – мягко поправил Бураго.
– Послушай, Валя, – с несвойственным ему раздражением проговорил Найденов. – Можешь ты не перебивать?
Она откинулась на подушки, ничего не сказав в ответ мужу, только обиженно выпятила нижнюю губу. Бураго с улыбкой посмотрел на нее и снова обнял за плечи.
– Рассказывать или еще поспорим? – шутливо спросил он.
Она молчала. За нее ответили, едва ли не в один голос, оба друга:
– Мы ждем, Александр Иванович!
– Итак, сначала речь шла именно о невидимости. Противник проявлял настойчивость в желании овладеть ее секретом. По-видимому, так же, как мы сами, он верил, будто вот-вот дело удастся завершить… Ведь ни для кого из вас, друзья мои, не ново: у природы (разумея ее в границах того, что мы называем наукой) нет тайн, которые долго оставались бы тайнами, если кто-то где-то уж подошел к ним. Сделана первая посылка. Первый шаг. Где-то продвинулись еще на шаг. Основные положения раскрыты и… днем раньше, днем позже – тайна будет вырвана у природы всяким, кто стал на верный путь. Сегодня мы – завтра они. А если сегодня они, то завтра непременно – мы.
– Выходит, что не стоит и бороться за сохранение каких бы то ни было научных секретов?! – с обычным своим темпераментом воскликнул Житков.
– Ежели не ставить перед собою задачу быть впереди. – И с усмешкой заметил, как бы в скобках: – Я имею в виду то, что у нас принято именовать «приоритетом». Весьма условное понятие, когда речь идет об использовании научного богатства целого мира, однако в военном деле именно так и бывает: выигрывает тот, кто раньше сконструирует хорошую пушку. Да, им, видимо, чертовски хотелось получить этот наш секрет: невидимость привлекала их не меньше нашего, это понятно.
– Если не считаться с тем, – опять ворвался Житков, – что коли уж противнику известно, что мы ее добиваемся или добились, то половина выигрыша – в его руках. Он готов к отражению невидимых кораблей.