Читаем Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера полностью

Одним словом, это был русский человек, могучий по силе и с соразмерным умом. Он не курил табак, не пил водку и не злоупотреблял другими спиртными напитками, однако ел всегда с завидным аппетитом. Был всегда вынослив, энергичен и до предела аккуратно-исполнителен. Как символ первенства и всего передового — он и командовал 1-й ротой. За все его эти качества, за приятный и уравновешенный характер, за выдержанность и благородство его и любили, и не только командир дивизии, но и все мы, его окружающие.

Закончив с приведением в порядок личного хозяйства, Юганов достал чистый лист бумаги, пододвинул к себе чемодан с коптилкой и молча стал что-то писать. Наступила какая-то не вовремя пришедшая тишина. Я сидел рядом и свободно мог видеть все, что он пишет, но это было не в моем характере, и я, нарочито подняв голову, смотрел в сторону. До отвращения не люблю, когда кто-то из-за твоего плеча, как иезуит, читает тобою написанное. Обстановку разрядил вернувшийся политрук Леонтьев.

— Парторг спит? — почему-то осведомился Юганов.

— Нет, уже бодрствует, а что?

— Да так, просто поинтересовался.

— Как люди? — продолжая писать, вновь спросил Юганов.

— Да многие уже на ногах, а некоторые еще сладко похрапывают, — ответил политрук.

Леонтьев принес все материалы, уже полностью оформленные. Просмотрев их, я вложил все в полевую сумку и собрался уходить, но тут Юганов, закончив писать, круто повернулся ко мне и с какой-то смущенной неловкостью попросил:

— Товарищ политрук, если можете, дайте, пожалуйста, мне рекомендацию для вступления в партию. Я ведь вот — весь у вас на виду. — И, помолчав, добавил: — А вторую рекомендацию мне, может, Василий Михайлович даст? — он вопросительно посмотрел на политрука.

— Да, да, конечно. С удовольствием дам вам рекомендацию, товарищ Юганов. Лучше меня в дивизии вас никто не знает!

— Я тоже охотно дам вам, Иван Ефимович, свою рекомендацию, — подтвердил я.

— Ну, а в третьей, думаю, мне не откажет парторг, — обрадовано воскликнул Юганов и, вскочив, быстро вышел из палатки.

Пристроившись с двух сторон у чемодана с коптилкой, мы с политруком приступили к написанию рекомендаций.

В оценке Юганова мы с политруком, кажется, не расходились. Два с половиной месяца совместной жизни, учебы и боевых действий — этого малого срока оказалось вполне достаточно, чтобы составить себе полное, глубокое, точное и, я бы сказал, яркое представление о человеке. Здесь, на войне, происходила подлинная, математически точная и безошибочная, проверка не только политических, философских, общественных и государственных систем, но и великая фильтрация людей.

Все доброе, умное, мужественное, стойкое и патриотическое — консолидировалось, укреплялось, цементировалось и систематически усиливало наше сопротивление врагу, крепило наше могущество. А все дрянное, глупое, трусливое и бездарное: как измена Родине, самострелы и симуляция, дезертирство и позорный плен — отсеивалось, как фильтром, самой жизнью. По итогам войны можно, теперь уже определенно, сказать, что дрянного было ничтожно мало, но все-таки оно было.

Юганов вернулся сияющий, с рекомендацией парторга в руках.

— Ну вот, — показывая мне рекомендацию, воскликнул Юганов, — я же говорил, что парторг мне не откажет! — И тут же пояснил: — Не потому, что я командир роты, — нет, конечно. Просто потому, что он, наш парторг, умный человек, я его очень уважаю.

Приняв рекомендации, я прочел ему свою и Леонтьева. Затем сколол все булавкой и передал политруку для обсуждения на партсобрании роты. На некоторое время все умолкли. Юганов, кажется, что-то обдумывал. Может, его мысли все еще витали вокруг закончившегося разговора, а может быть, он уже обдумывал план, как лучше и незаметно для врага вывести свою роту на исходные позиции, как успешнее атаковать противника. Леонтьев молча возился в углу палатки, связывая свои вещи и чемодан в один узел.

— Ну вот, кажется и все, — со вздохом проговорил он. — Теперь я попрошу вас, товарищ политрук, — обращаясь ко мне, сказал Леонтьев, — пожалуйста, проследите, чтобы наши вещи сдали в обоз, а в случае чего, переслали домашним.

— Ну, ну! — шутливо погрозил я политруку. — А кто же мои вещи будет пересылать домашним?

— А разве вы тоже с нами пойдете?

— Да на исходные я, пожалуй, вас выведу. Время у меня еще есть.

Услыхав наш разговор, Юганов будто проснулся. Подняв голову и взмахнув перед собой рукой, словно кого-то обнимая, посмотрел на часы:

— Ого! Нам пора! — И, встав во весь рост, громко позвал: — Старшина!

Выходя из палатки, мы чуть не столкнулись с разбежавшимся старшиной.

— Палатку свернуть. Мои вещи и вещи политрука отправь в обоз, завтракать будем на исходных, — распорядился командир.


Партсобрание перед боем

Плотная темнота еще охватывала лагерь со всех сторон, но мерцающие на небе звезды стали ярче и, кажется, покрупнели. На посветлевшем небосводе не было ни единой тучки. Воздух сделался свежее и прохладнее. Мы подошли к уже шевелившейся массе бойцов.

— Подъем! Выходи строиться! — скомандовал лейтенант.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже