Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера

Разумеется, я догадывался, о чем хотел спросить Руденко, потому что об этом меня «по секрету» спрашивали уже многие. Но тогда кроме собственной убежденности и умения убеждать других — у меня ничего, «чтобы можно верить», не было. Зато теперь я нес с собой документ, не верить которому было невозможно. Без слов я спокойно раскрыл планшет, достал экземпляр сводки и передал Руденко карманный фонарь:

— Ну-ка, посветите мне, поищу тут ответ на ваш вопрос.

Руденко заметно смутился и часто замигал глазами — готовился о чем-то просить, но я, будто не замечая, принялся громко читать сводку.

Когда, закончив чтение, я посмотрел на повара, то увидел совсем другого Руденко. Его побитое оспой лицо расплылось в широкой радостной улыбке, глаза его засверкали, заискрились, он готов был взлететь. Позабыв, что нас тут всего двое, радостно закричал, словно обращаясь ко многим:

— Ага! А что я говорил! Товарищ Сталин слов на ветер не бросает!

Не простившись, он сорвался с места и побежал к своей кухне.

— Подождите, — окликнул я. — Вот, возьмите, прочтите там всем у себя.

Руденко мигом вернулся, выхватил у меня сводку, бережно ее сложил и пристроил в бумажник. Я протянул руку:

— Ну, а теперь до свидания.

— До свидания, до свидания, товарищ старший политрук! Спасибо вам за сводку! Теперь я все тылы подниму!

Козырнув и повернувшись кругом, Руденко заторопился к своей кухне, встал на подножку и весело закричал:

— А ну-ка, Семен! Давай-ка скорости!

Кухня снова загромыхала и стала быстро удаляться, подпрыгивая на кочках.

Стояла глубокая ночь. Но в лесу не казалось темно. Спрятавшаяся в вышине луна хорошо освещала землю сквозь однослойные, как матовый плафон, облака. Сыпал мелкий, но густой снег, видимость была недалекой. Разлапистые ветви елей укутывались в теплые белые пелерины, такие тяжелые, что их клонило к земле, а стоило задеть, обрушивалась целая лавина. Отряхнув снег с воротника полушубка, я быстро зашагал в полк.

Комполка Михайлов и его комиссар

На КП полка все уже спали. Бодрствовали двое: командир и комиссар, оба сидели перед картой, расстеленной на широком самодельном столе. Фонарь «летучая мышь» тускло освещал помещение. Блиндаж был необыкновенно велик, в глубину не менее трех метров, а по длине и ширине напоминал большую комнату постоялого двора. Такие блиндажи обычно были у летчиков. Большая печка из двухсоткилограммовой железной бочки давала много тепла. Возле нее, притулившись на ящике, дремал связной. Было жарко и душно.

Комполка майор Михайлов, старый мой знакомый, был из молодых, но образованных и уже опытных командиров, дважды награждался орденом Боевого Красного Знамени — за бои в Испании и за умелое управление боем у деревень Гайтолово и Тортолово. В его полку я бывал не раз, здесь меня считали своим, и сейчас, когда я зашел в блиндаж, командир и комиссар заулыбались и как по команде воскликнули:

— Э-э, друг, что так поздно?!

— А разве на войне время суток имеет значение?

— А как же! — не согласился майор Михайлов. — Например, ночью идти в разведку считается лучше, чем среди бела дня.

— Не всегда и не при всех обстоятельства, — заспорил я.

Поздоровались, обменялись с каждым рукопожатием, и я сел напротив на вделанную в землю скамейку. Мы оживленно заговорили, тема сейчас была у всех одна — успешное наступление Южной группы войск. Сетовали, что это пока единственное наше наступление на многотысячекилометровом фронте.

— Этого недостаточно, — говорил комиссар, — надо наступать по всему фронту.

— И что ж вы сидите, чего не наступаете? — пошутил я.

— Представьте себе, мы готовимся, — улыбнулся Михайлов.

— Это странно!

Я поинтересовался, какие меры приняты в связи с сегодняшней сводкой Совинформбюро. Комиссар доложил, что секретари партбюро и комсомольского комитета уже ушли во 2-й и 3-й батальоны, а в 1-й он собирается идти сам:

— Да вот, получили приказ, надо кое-что подготовить, позже схожу.

Я предложил:

— Так вы работайте, товарищ Иванов, а я схожу за вас, сделаю что необходимо.

— Ну хорошо, — согласился комиссар. — Только имейте в виду, там есть открытая поляна, ее вам никак не обойти, так вот, ее необходимо переползти или быстро перебежать, иначе могут подстрелить. Днем там опрометчивых снимают снайперы, а ночью методично бьет пулемет. Так что будьте осторожны, — напутствовал комиссар.

— Не беспокоитесь, вон какой снег, видимость плохая. Проскочу, не в первый раз.

— Ну смотрите. Да не рискуйте без нужды, — предупредил комиссар.

На КП батальона

До КП батальона я добрался благополучно. Передовая молчала. На этом участке немцы укрепились в селе и, экономя осветительные ракеты, каждую ночь поджигали по одной избе с обоих концов села. При ясной погоде зарево пожара высвечивало фигуры бродящих по селу гитлеровцев и наши снайперы часто за ними охотились. Но сегодня из-за густо падающего снега горящие избы казались высокими бледно-желтыми столбами, а села как бы не было, вместо него между этими огненными столбами висела снежно-белая завеса. Страшное «представление».