Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера

Казалось, до сих пор ничего более страшного в жизни я не встречал. Когда впервые видишь, как на тебя валятся со страшным сверлящим сердце свистом авиабомбы и с невероятным громом рвутся повсюду: впереди, сбоку, за спиной — тут поистине душа уходит в пятки, а небо сворачивается в овчинку; почему-то так и кажется, что каждая бомба непременно метит в тебя, в твою спину или в грудь, если лежишь ею кверху. От нервного перенапряжения меня трясло как в лихорадке, но, помня рассказы летчиков, я не метался по полю, а прижался плотно к земле и лежал на одном месте, слушая свист бомб и с минуты на минуту ожидая «своей». Но вот бомбардировщики переключились на соседнюю часть. Осмотревшись, заметил метрах в двадцати пяти-тридцати свежую воронку и быстро перекочевал в нее. Здесь уже находилось несколько солдат и офицер, резко пахло газом сгоревшего тола, опаленные края воронки чернели свежей сажей, а из глубины ее поднимались пар и газ, как из кратера вулкана. Такие ямы образуются от полутонной бомбы.

Все обитатели воронки были бледны и находились в крайне нервном возбуждении, одни слегка подергивались всем корпусом, у других дергалась только голова или сильно тряслись руки, у некоторых же только дрожали губы, к числу последних принадлежал и я. Тем более странное впечатление произвел на меня старший лейтенант. Он почему-то выглядел спокойным и даже веселым, словно бомбежка вселила в него какой-то азарт и дополнительную энергию, и потому на общем фоне он показался мне сумасшедшим. Однако это наше первоначальное впечатление он тут же развеял.

Стряхнув с себя пыль и грязь, он посмотрел на солдат, сидящих и лежащих в воронке с винтовками в руках, и громко спросил:

— Товарищи бойцы! Вы что же не стреляете по этим стервятникам?! — Строго приказал: — Все ко мне! — И скомандовал: — Бронебойными патронами заряжай!

Солдаты вдруг оживились. Быстро залязгав обоймами, вставляли их в магазинные коробки, защелкали затворами и приготовились к стрельбе. Старший лейтенант тем временем строго следил за тем, кто и как заряжает винтовку. Заметив, что один солдат никак не может загнать патроны в магазинную коробку и второпях уже поранил правую руку, лейтенант тут же выхватил у него винтовку:

— Не нужно торопиться, но делать надо быстро и умело. Вот как надо вставлять обойму в магазинную коробку, — быстро и ловко нажал на верхний патрон, и все патроны, скользнув по канавкам обоймы, ровно нажали на пружину подающего механизма и плотно улеглись в коробку.

Пока старший лейтенант обучал молодого и неопытного еще солдата, другие, зарядив винтовки, открыли беспорядочную стрельбу по самолетам.

— Отставить одиночную стрельбу! — громко скомандовал старший лейтенант.

Повернувшись, он протянул мне взятую у солдата винтовку, которую только что зарядил, и скорее приказал, чем попросил:

— Товарищ политрук, перевяжите руку бойцу и помогите ему наладить стрельбу.

Сам же, обращаясь к солдатам, снова скомандовал:

— Слушать мою команду! По фашистским самолетам! Бронебойными патронами, залпом! Огонь! Огонь! Огонь!

Он командовал ровно и спокойно, вместе с тем настойчиво и энергично, точно рассчитывая время, необходимое, чтобы выбросить стреляную гильзу и дослать новый патрон в канал ствола.

Пока я перевязывал руку солдата, рана, к счастью, оказалась незначительной, я внимательно присматривался к старшему лейтенанту. Это был кадровый офицер. Средних лет. Среднего роста. Ладно сложенный, он по-видимому, имел хорошую физическую подготовку, закалку. Обмундирование и снаряжение сидели на нем плотно и красиво. Казалось, этот человек родился в офицерской форме. Сапоги начищены, хотя и припылены. Каска крепко держалась на голове. Лицо его было несколько повелительно-суровым. Короткий подбородок поджимал плотно сложенные губы; чистые и ровные зубы; нос ровный, с небольшим утолщением на конце. Темные брови нависали над столь же темными, но открытыми и смелыми глазами. Солдаты быстро полюбили своего импровизированного командира и очень внимательно слушали и точно выполняли его команды и приказания.

Отбомбившись, фашисты улетели, не потеряв ни единого самолета, а пулевые попадания, видимо, особого вреда им не принесли. Горнисты проиграли сбор. Разбежавшиеся в панике во время налета солдаты и офицеры медленно выходили на дорогу. Выбирались из кустов, вылезали из оврагов и многочисленных воронок. Все тревожно окидывали взглядом небо и дальний горизонт. Колонны быстро пополнялись. Произведенная перекличка показала, что от столь страшной бомбардировки потерь в людях почти не было, если не считать нескольких раненых. В обозе потери оказались более ощутимы. Здесь было убито девять лошадей и несколько ранено.

Приведя себя в порядок, дивизия продолжила свой путь.

РУИНЫ И ПЕПЕЛ