Война Польши против Советской России. Воспоминания главнокомандующего польской армией, 1919–1921

Австрия в ноябре 1918 г. стала ареной «путча» Фридландера и Штейнгарта, повторенного в апреле 1919 г. в связке с переворотом Белы Куна и в третий раз в июле 1919 г.

В Чехословакии сложившийся коммунистический заговор проявился позднее в попытке Алоиса Муны. В Венгрии Бела Кун создал в Будапеште коммунистическое правительство, продержавшееся четыре месяца.

В Италии шли непрерывные забастовки, красные недели, захваты рабочими комитетами заводов, бесчисленные конфликты, охота на офицеров, политический хаос нарастал, показывая, что страна стоит на краю обрыва в бездну революции и коммунизма.

Русская коммунистическая партия не скрывала своей причастности к этим смутам. Ее программа, принятая на съезде в 1919 г., официально отвергала моральное и материальное разоружение, квалифицируемое как «реакционная утопия», призванная обманывать рабочих и крестьян. Провозглашая тесную солидарность трудящихся и солдат, она приветствовала в Красной армии инструмент всемирной диктатуры пролетариата и меч мировой революции.

Исполком 3-го Интернационала был уверен в успехе повсеместного распространения революционного брожения. В своем воззвании от 1 мая 1919 г. он уже увидел торжество пролетарской революции в Германии, на Балканском полуострове, в Турции, в Австрии, в Чехословакии и во Франции. Во всех этих странах, говорилось в нем, наблюдаются признаки революционной ситуации. В Италии борьба за диктатуру пролетариата уже началась. В Англии забастовки приняли явно эпидемический характер, там и тут они вызывали создание революционных комитетов.

Поскольку все эти движения были разобщенными, речь шла о том, чтобы поддержать их организованной силой, чтобы превратить их во всеобщее потрясение и победить во всей Европе. Для этого в первую очередь следовало опрокинуть польский барьер, воздвигнутый между революционным Востоком и ослабленным войной, заминированным изнутри Западом. Именно Польшу должны были сначала ударить штыки Красной армии, если красная диктатура решилась бы распространиться из России на другие европейские страны.

Уже не в первый раз в истории Польша преграждала путь Востоку, бросившемуся во имя ложного идеала на штурм западного мира.

Когда наследники Чингисхана, основатели огромной Монгольской империи, пришли в начале XIII в. под стены Легницы и Вроцлава (Бреслау), Польша противопоставила им такое же сопротивление, как в 1920 г. под Варшавой вторжению советских войск.

«Вы, жители Запада, — писал тогда великий хан папе римскому, — воображаете, будто христиане — единственные в этом мире, кому Бог даровал свои милости. Но мы тоже веруем в Бога и с милостью его покорим весь мир, с востока до запада. Ибо сказано, что на небе есть единый Бог, а на земле — единственный хан»[110].

Как мы видим, галиматья и логика того давнего вторжения ни по сути, ни по форме не отличались от воззваний и приказов коммунистических вождей в 1920 г.

В 1920 г. на Висле второй раз, как в 1241 г. под Легницей, решалась судьба двух миров.

Запад в целом этого не понял.

Одна лишь Франция, хотя она тогда еще не была связана с Польшей официальным союзом, поспешила оказать ей ценную материальную и моральную помощь.

Военное снаряжение, доставленное в Гданьск французским флотом, выгруженное там под защитой и даже под принуждением ее боевых кораблей, позволило нам продолжать войну и, в конце концов, выиграть ее.

Многие наши товарищи, французские офицеры, в самый критический момент войны оказались рядом с нами, хотя не были защищены статусом комбатанта; их присутствие напоминало о славе французской армии на Марне, в Вердене, на всех полях сражений мировой войны; они принесли польской армии не только техническую помощь, но и моральную поддержку. В ту пору самые ценные услуги были оказаны Польше генералом Вейганом, начальником штаба маршала Фоша, который в 1918 г. одержал на Французском театре военных действий бессмертные победы.

Генерал Вейган, по просьбе польского правительства, без колебаний взялся за исполнение неопределенной, но столь важной миссии советника начальника польского Генерального штаба; в этой должности он сотрудничал с главнокомандующим и содействовал победе поляков под Варшавой.

Англия, которая, несмотря на географическую и духовную изолированность от Европы, переживала тот же послевоенный кризис, что и другие государства, прибегла к временному компромиссу. Ее тогдашний премьер-министр Ллойд Джордж, побуждаемый традиционным английским реализмом, попытался сблизиться с советской Россией, чтобы создать предохранительный клапан от внутреннего развала Британской империи.

Таким образом, Польша оказалась изолированной, а ее роль непонятой. К тому же эта роль оказалась в глазах Европы искаженной как коммунистической пропагандой, так и белоэмигрантами, шумно поддерживаемыми германскими голосами, изображавшими Польшу как государство-захватчик и решительного противника Версальского договора.