— Я превращаю все, к чему прикасаюсь, в дерьмо. Я — яд.
Так говорил ему отец. Это то, что Брэндону говорили всю его жизнь. Во что он был приучен верить. И как объяснить тому, кто не может любить себя, кто не может увидеть свою ценность, как объяснить этому человеку, что он — целый мир?
Это невозможно. Я могу произнести эти слова десять тысяч раз, но Брэндон никогда их не услышит. Он не может, потому что некоторые вещи просто не могут пробиться сквозь тьму.
Я продолжаю проводить пальцами по его густым волосам, пока его дыхание не выравнивается, а напряженные мышцы не расслабляются. И вот я лежу, держась за того, кого так ужасно боюсь потерять, и где-то в своем беспокойстве мне удается заснуть.
У меня горят легкие. Я не могу дышать. Я не могу сделать вдох! Я открываю глаза, не в силах сосредоточиться, я вцепляюсь в руки, яростно сжимающие мою шею. Темно. Мне не видно. Я не могу сосредоточиться. Я задыхаюсь, выгибая спину и брыкаясь, ударяя рукой по всему, что давит на мое горло. Пятна усеивают мое зрение, а затем, внезапно, давление исчезает, и я отчаянно втягиваю в себя полные легкие воздуха, бросаясь с кровати на пол.
— О боже, — шепчет Брэндон. Я вижу его на кровати, смотрящего на свои руки. — Я… — Запустив обе руки в волосы, он складывается вдвое, с его губ срывается прерывистый крик. — Блять!
Меня так сильно трясет, что когда пытаюсь встать, я чуть не падаю в обморок. Я хватаю джинсы с пола и натягиваю их, борясь со слезами. Борясь со всем тем, что внутри меня говорит, что нужно бежать от него.
— Поппи.
— Все в порядке. — Я поднимаю на него взгляд и киваю. — Все в порядке. Я в порядке. Я просто собираюсь… — Я обхожу край кровати и останавливаюсь. Морт прижимается к моей ноге. — Я просто переночую у Хоуп. Но все в порядке. — Я выхожу из комнаты, хватаю сумочку и бегу к двери, закрывая ее за собой.
Только когда я добираюсь до входа на станцию метро, я звоню Хоуп. И только когда она обнимает меня, я полностью ломаюсь. Я хочу быть сильной для него, но у каждого есть свой переломный момент.
Глава 45
Я слышу, как входная дверь закрывается с оглушительным щелчком. Она ушла. Она ушла. И я чуть не убил ее.
Этот сон был чертовски ярким, и там был Коннор — Коннор был врагом. Я душил его, душил ее. Я сдерживаю сдавленный звук, который вырывается из моего горла. Я бы никогда не причинил им вреда. Есть два человека в этом мире, которым я никогда не причиню вреда, и все же я причинил им боль. Я больше не живу с чудовищем. Я и есть чудовище.
И из всего того, что она могла мне сказать, она лишь сказала, что все в порядке. Как это может порядком? Я уничтожаю ее, часть за частью. И это убивает меня. Она единственное добро в моей жизни, и что будет, когда я ее потушу? Я не могу этого сделать, не с ней. Но она никогда не отпустит меня, потому что она Поппи. Она любит слишком сильно и не сдается. Она будет рвать маленькие кусочки своей души, если решит, что спасает мою. Но я больше не могу этого делать. Я чертовски устал. Каждый день — это битва, и она — единственное, за что я борюсь. Я люблю ее больше всех, даже больше Коннора. Я должен спасти ее от этого чистилища. Только я могу освободить нас обоих.
Иду на кухню, роюсь в ящике с мусором. Ключи от машины, лак для ногтей, старая открытка на день рождения. Касаюсь пальцами гладкого стекла трубки. Я хватаю его, этот маленький мешочек с резиновой лентой.
Иду в гостиную и падаю на диван. Морт забирается ко мне на колени, пока я разворачиваю сумку и упаковываю большую миску. Он нюхает его и делает шаг назад. Зажигая бонг, я вдыхаю, задерживая дым глубоко в легких. Мне нужно спокойствие, чтобы найти необходимую мне решимость. Глажу Морта и курю до тех пор, пока ранние утренние лучи не начинают проникать в окно гостиной. А затем я встаю и беру ручку и блокнот из кухни.
В нем записка, которую Поппи написала мне несколько дней назад, когда рано ушла на ночную смену.
Я тяжело сглатываю и перелистываю страницу, хрустящая нетронутая бумага смотрит на меня, и я начинаю писать.