Война после Победы. Бандера и Власов: приговор без срока давности

Есть еще одно описание Заксенхаузена и конкретно барака № 9. Подъем в пять утра, уборка кровати и камеры, выход к умыванию, завтрак. В 12:00 — обед, в 18:00 — ужин, который всегда приносили в камеру. Качество еды было плохим, каждый заключенный должен был сам мыть посуду. Для заключенных было три категории питания, оуновцам выделялась последняя. День завершался в 20:00, когда ложились спать.

При этом — сейчас внимание — автор воспоминаний с восторгом говорит о символических рождественских подарках в 1944 году от Ярослава Стецько и маленькой передаче сладкого печенья от Степана Бандеры. Существуют десятки и сотни воспоминаний людей, прошедших Бухенвальд, Дахау, Дору, Аушвиц-Биркенау и многие другие немецкие лагеря. Ни у кого из них я не встречал сообщений о том, что когда-то им на Рождество передавали сладкое печенье. Это было в принципе невозможно: там жизнь заключалась в томительном ожидании газовой камеры или расстрела, потому что ты, например, чем-то не понравился лагерной охране. И вот сравните это со сладким печеньем, которое Бандера передает одному из своих соратников.

Это опять же к вопросу о том, как именно он сидел в концентрационном лагере. Продолжим цитировать воспоминания бывших узников этого самого барака в Заксенхаузене. Они оставляли друг другу даже тайные знаки — отпечатки на стене. И наверное, искренне считали себя гениями конспирации: им не приходило в голову, что немцев это вообще не очень интересовало, потому что отношение к привилегированным узникам было совершенно другое. Так, в одних воспоминаниях указано, что после надписи «Кто вы?» на следующий день появилась надпись «Степан Бандера». В любом другом лагере за такое Бандеру расстреляли бы. Только не в Заксенхаузене.

Наконец, в августе 1944 года, когда уже всем в рейхе было понятно, что дело движется к роковой развязке, принимается решение освободить лидеров ОУН. Утверждается это 25 сентября на совещании Розенберга и начальника главного управления безопасности рейха Эрнста Кальтенбруннера. Через два дня Бандеру освобождают и вывозят из концлагеря в окрестности Берлина. Он содержится под домашним арестом, и ему предлагают сотрудничество с украинским национальным комитетом, который должен признать власовское движение и лично генерала Власова.

Предложение поступает от одного из виднейших чиновников главного управления имперской безопасности Готтлоба Бергера. Бандера отказывается входить в Украинский национальный комитет, и Бергер потом напишет у себя в дневнике: «Бандера — это неудобный, упрямый, фанатичный славянин. Своей идее он предан до последнего. На данном этапе он чрезвычайно ценен для нас». Ну, насколько Бандера ненавидел немцев — об этом история умалчивает. Вообще это достаточно странное утверждение, потому что, по сути дела, всю свою сознательную политическую жизнь и карьеру Бандера только и делал, что служил немцам. Он мог отрицать это сколько угодно, но важен сам факт: даже на Нюрнбергском военном трибунале были документально зафиксированы контакты лидеров Организации украинских националистов с немецкой военной разведкой абвер.

В декабре 1944 года он снова находится под домашним арестом, но теперь уже под чужой фамилией. Для семьи Бандеры немцами изготовлены фальшивые документы на фамилию Романишины. И наконец, 1 февраля 1945 года во время авиационных бомбардировок в атмосфере всеобщего хаоса Бандера с семьей бежит из-под надзора в Кироль. Их сопровождает Андрей Переничко (агентурный псевдоним Поливак). Впоследствии Бандера переезжает в Вену и продолжает свою деятельность в руководстве ОУН.

Главное, что сделали деятели ОУН в годы Великой Отечественной войны, — это не попытка государственного строительства (таковой вообще не предпринималось) и не попытка участия в каком-то сопротивлении нацистам (в немецких архивах нет документов о боестолкновениях ОУН с частями вермахта либо полицейскими формированиями). Можно с уверенностью сказать: если немцы не зафиксировали — ничего не было. Отличились украинские националисты людобойской политикой. В последнее время возникло оживление по поводу Волынской резни, потому что поляки заговорили о том, чему, конечно, нет и не может быть никакого прощения. В Киеве же скулят, что это несовременная позиция и надо простить друг другу старые обиды.

Между тем то, что произошло, является классическим актом геноцида. И самое поразительное — все события оказались неожиданными для немцев. Вот, казалось бы, нацисты, которые проводили террор, уничтожали по национальному признаку, люто ненавидели всех недочеловеков, но события на Волыни их не обрадовали. Во-первых, из-за жестокости, которую продемонстрировали украинские националисты, фактически вырезая все польское население. Во-вторых, немцам пришлось наводить порядок, а частей не хватало уже для фронта.