Война призраков

– Никто не хочет? – притворно удивился он. – Тогда открываем «Сборник ритуальных текстов с комментариями пророка» на странице сто семьдесят шесть и погружаемся в чтение…

По непонятной причине в училище резко отрицательно относились к электронным средствам обучения. Максимум, что использовали преподаватели, – это мобибук, студентам не позволялось и этого.

Огромный том «Сборника» был напечатан не на привычном пластике, а на дорогой бумаге и переплетен в настоящую кожу. Пользоваться им разрешалось только в аудитории, а после занятия каждый сдавал его преподавателю.

– Читаем!

Листы бумаги, необычайно шелковистые, мягко шуршали под пальцами. Их хотелось просто гладить, а не учить наизусть скучные тексты молитв и комментариев к ним. Но, учитывая крутой нрав отца Владимира, поступить так сейчас было бы неблагоразумно.

– … сущность сей молитвы заключается в ее сокровенном названии, связанном со свойством Творца эманировать свет… – Читать полагалось вслух, и каждый старался, кожей ощущая шаги расхаживающего между рядами преподавателя.

325-й день 160 года летоисчисления колонии

Новая Америка, Новая Филадельфия

– Грешен ты, сын мой! – Сегодня голос исповедника звучал чуть более басовито, чем в прошлый раз, и Джафар попытался сыграть в любимую студенческую игру – угадать, кто именно принимает исповеди.

Портило извечную игру только то, что она всякий раз оказывалась безрезультатной – проверить догадки не было никакой возможности, да и исповедники, скорее всего, все время менялись, а голоса их нарочито искажались.

– Грешен! – повторил священнослужитель, и Джафар сокрушенно повесил голову. – Но милость Господа безгранична, и да коснется она тебя своим крылом! Прощаю тебе все грехи, что открыл ты мне, во имя Единого и Детей Его, а те же, что утаил в недрах души твоей, да разорвут тебя своим смрадным дыханием!

– Ничего не утаил, отец! Ничего! – истово прошептал Джафар, до ужаса пугаясь одной мысли, что забыл какую-то мелочь, которая может стать поводом для наказания.

– Верю тебе, сын мой! – В соседнем отделении завозились. Все же, судя по всему, сидящий там был довольно толст. И кто это? Отец Джавахарлал, преподающий основы риторики? Отец Марк, отвечающий за знание священных текстов? Отец Зигмунд? – Поведай мне теперь обо всех греховных поступках, совершенных братьями! И будь столь же откровенен, как и ранее!

– Боюсь осквернить язык такими мерзостями, отец!.. – Горло перехватил спазм, Джафару было трудно говорить. – Но… брат Дайнус… ругал отца Владимира словами зломерзкими, называя его демоном аспидным и козлом вонючим…

Джафар, губы которого сейчас источали словесную пакость, ощущал себя так, будто он постепенно окунается в яму, полную свиных нечистот. Хотелось вскочить и сбежать отсюда. От стыда горели щеки.

– Воистину, сие есть нехорошо! – проговорил исповедник почти ласково. – Что еще ты хочешь мне поведать?

– Брат Клод… – Джафар ненавидел сам себя (Виктору с большим трудом удавалось держать под контролем эмоции псевдоличности, и это было сложно еще и потому, что они частично были и его собственными), – брат Клод занимался, как мне думается, рукоблудием…

– Что? – Исповеднику не положено удивляться, но в этот раз священнослужитель, исполняющий эту роль, не сдержался. – Не возводишь ли ты напраслины на брата, сын мой?

– Нет, отец!.. – Скольких нервных клеток стоила в этот момент Джафару твердость голоса, он мог только догадываться. – Я зашел к нему, чтобы посоветоваться по сложному богословскому вопросу, ну и услышал, из санузла…

Камера, а она наверняка тут висела, должна была показать, что исповедующийся покраснел.

– Иди, сын мой, с миром. – Потрясенный исповедник даже забыл назначить минимальное покаяние – пяток плетей. – Ты чист от греха, и нету на тебе никакой вины!

– Благодарю вас, отец! – Не дожидаясь, пока священнослужитель опомнится, Джафар выскочил из кабины.

343-й день 160 года летоисчисления колонии

Новая Америка, Новая Филадельфия

Высокая узкая дверь, образующая главный выход из «замка», отступила в сторону, и Джафар вышел на улицу. Мороз тут же вцепился в лицо, мгновенно добрался до тела, защищенного слишком слабо.

В первые дни, если ему случалось оказаться на холоде без привычной толстой и теплой одежды, Джафар испытывал настоящий шок. Инстинкты, приобретенные в Семнадцатом поселке, безмолвно внушали ему мысль о том, что его ждет неминуемая гибель.

Но постепенно он привык. Зима тут была такой же суровой, как и в рабочем поселении, вот только здание, в котором пришлось жить, отличалось от барака в лучшую сторону. И сейчас Джафар, не дожидаясь, пока холод проникнет внутрь, просто рванул с места. Под ногами скрипел снежок, который выпал за ночь на дорожки во дворе училища и еще не был сметен трудолюбивыми дворниками, за спиной топали однокашники.