— Отойди, малыш, — произнес он. — Неужели ты не узнаешь во мне сверхъестественного призрака? — Он переместился, чтобы встать спиной к дереву.
— О чем это ты, детина? — осведомился один из аборигенов. — Что значит это длинное слово?
— Оно означает, что плохо варить чужестранца, — растолковал ему Ретиф.
— Гм–м, то есть, мы должен съесть тебя живым. Ты как, жесткий?
Ретиф вытянул палаш.
— Полагаю, достаточно жесткий, чтобы у тебя разболелся живот.
— Эй, а ты вообще какой род куопянин? — спросил кто–то. — Я никогда не видеть таких прежде.
— Я дипломат, — пояснил Ретиф. — Днем мы обычно лежим, а ночью выходим на водопой.
— Диппл–мак. Гм–м. Сроду не слыхать о таком племени, а ты Джик–джик?
— Я тоже не слыхать. Должно быть, приходить из–за гор.
— А как ты попасть сюда, Мясо–с–неба? — полюбопытствовал кто–то. — У тебя нет крыла для полета.
— Вот в этом, — Ретиф кивнул на разбитый корпус шлюпки.
— Что это? — спросил один из аборигенов. Другой ткнул машину маленьким колесом, приспособленным для грубых тропинок джунглей. — Что бы это ни было — оно мертвый. — Он взглянул на Ретифа. — Твой друг тебе не помогать, детина. Ты совсем один.
— Ты далеко от своей территории, ходульник, — добавил другой. — Что ты делать здесь, в стране Уин?
— Я здесь мимоходом, — сказал Ретиф. — Разыскиваю отряд землян, сбившихся с курса. Вы их случайно не видели?
— Я слышать об этих — как их там, землянинах. Кажись, они ростом по двенадцать футов и сделаны из желе. И еще: они снимать колеса на ночь и оставлять снаружи.
— Я говорю о группе. Они не появлялись в ваших краях?
— Не–а. — Для пущей убедительности уин перекрестил свои задние окуляры,
— В таком случае, если вы отойдете, я пойду себе потихоньку дальше, оставив вас заниматься своими делами.
— Наши дела? Да они в том, что мы голодать, Мясо–с–неба. Ты прибыть вовремя.
— Джик–джик, ты постоянно болтать с тем, что нужно скушать, — проговорил кто–то из задних рядов. — Что вы все сказать о вкусном шашлычном соусе на этой пище с зеленью в приправу?
Неподалеку неожиданно послышался шум, прерываемый пронзительными воплями.
— Уберите от меня свои жалкие цеплялки, неотесанные мужланы! — верещал голос войона, — Я член Планетарных вооруженных сил! Обещана большая награда… — Речь прервалась звуками потасовки* Через минуту три уина ввалились на поляну, волоча за собой обмякшую фигуру ярко полированного копа из Планетарной полиции. Они бросили жертву наземь, одно из колес было сильно изуродовано, и коп со стоном закружился на месте.
— Хо–о, вечерок выдаться хоть куда, — заметил кто–то. Войон лежал на спине, вяло помахивая всеми четырьмя руками.
— Вы не вправе так поступать со мной, — пищал пленник. — Во имя Че… — Стоявший ближе всех к упавшему полисмену уин размахнулся огромной клешней. С громким, напоминающим пистолетный выстрел щелчком отхватил ему голову.
— Впервые вижу, как один из этих болтунов получать достойный окорот, — заметил Джик–джик. — Ты справился с ним как раз вовремя, Фут–фут, прежде чем он назвать имя Червя… — Он смолк и посмотрел на Ретифа.
— Во имя Червя, — подхватил тот. — Как насчет капли гостеприимства?
— Ты со своим большим речевым аппаратом, — пробормотал кто–то с отвращением. — Ладно, вернемся в лагерь. По крайней мере, мы можем поджарить на дорогу полицейского.
Четверка уинов подняла безжизненное тело, кто–то подобрал голову.
— Тебе повезло, что ты назвать имя Червя, — охотно заговорил Джик–джик. — Старина Хуб–хуб уже готов был отобедать.
— Мое упоминание о Черве снимает меня со списка блюд?
— Во всяком случае, дает тебе время приводить свой мысли в порядок.
— Мне сдается, что в твоем замечании сокрыто множество значений, и все они неприятны.
— Хо–о, это совсем просто, детина. Это значит, мы держать тебя пять дней в загородке, а потом освежевать для старомодный племенной пирушка.
Вперед сунулся свирепый с виду уин.
— Как насчет того, чтобы подрезать несколько кромок сейчас — просто попробовать на вкус?
— Отойди, Хуб–хуб, — предостерег Джик–джик. — Никаких закусок между обед–ужин.
— Идем, Мясо–с–неба, — окликнул свирепый пигмей. — Заводи свои колеса. — Он протянул клешню, чтобы ткнуть Ретифа, и с воплем отскочил, когда тяжелый меч отхватил ему с дюйм заостренного кончика клешни.
— Глянь, что он делать с моим резаком! — взвизгнул пострадавший.
— Ты напроситься на это, Хуб–хуб, — сказал Фут–фут.
— Мне нравится простор вокруг меня, — пояснил дипломат, небрежно поигрывая мечом. — Не тесните меня.
Уины отступили — пятьдесят или более темных, поблескивающих тварей, похожих на огромных муравьев–солдат, — они окружали широким кольцом Ретифа, доспех которого ярким пятном выделялся во мраке. Хуб–хуб заверещал, показывая всем поврежденную клешню, а пламя факелов играло на его металлических боках.
— Я отныне снимать этот кусок мяса со список жратвы! — вопил он. — Я провозгласить его на статус племени!
— Э, Хуб–хуб, ты что, спятить? Что за дурацкий идея… — протестующее загомонил народец.
Джик–джик обратился к разъяренному соплеменнику:
— Он отрубить тебе часть, а ты теперь подружиться с ним. В чем идея?