Война Роузов

— Я не собираюсь уходить из этого дома. Не собираюсь сдаваться. Я намерен бороться с тобой до конца за каждый квадратный сантиметр и готов вложить в эту борьбу все силы, как моральные, так и материальные. Я хочу захватить весь этот дом и все, что в нем есть. И не намерен отступать.

— Все это далеко не просто, — проговорила она ему вслед, в то время как он четким шагом вышел из библиотеки и начал подниматься по лестнице к себе.

Закрывая дверь на щеколду, он решил, что должен поставить хороший замок с ключом. С этого момента, сказал он себе, наслаждаясь пробудившейся в нем воинственностью, здесь будет моя штаб-квартира.

ГЛАВА 12

Через весь дом проходили невидимые границы, отмечавшие линию фронта. Энн отчаянно старалась соблюдать нейтралитет вплоть до последних мелочей, чтобы не поставить под удар собственное положение в доме, хотя и не знала, как долго еще сможет выдерживать пребывание в самом центре невыносимого напряжения.

Барбара и Оливер установили замки на дверях своих комнат. Сначала эта мера предосторожности показалась Энн излишней, пока она не заметила, что их враждебность по отношению друг к другу принимает все более угрожающие масштабы. Они также обзавелись собственными телефонами, оставив один из прежних аппаратов для детей. Кухня полностью перешла во владение Барбары. Оливер, по-видимому, оставил всякие попытки заявлять свои права на продукты и кухонное оборудование, хотя Энн и заметила, что на карнизе бокового окна гостевой комнаты появилась небольшая упаковка апельсинового сока, отчего весь дом сразу принял совершенно несвойственный ему вид обыкновенного пансиона. Он перестал есть дома сам и кормил Бенни сухим кормом для собак, запасы которого также держал теперь у себя в комнате. Бенни целыми днями рыскал по окрестностям, продолжая обслуживание местных сук, но каждую ночь, повинуясь инстинкту, возвращался домой, чтобы уснуть у изножия постели Оливера.

Оливер также сохранил за собой права на уход за орхидеями. И кроме этого продолжал проводить много времени в мастерской. По молчаливому уговору мастерская стала считаться его владением. Именно там он обычно виделся с детьми и временами с Энн, которая пользовалась для этого всяким удобным предлогом. Место, отведенное в гараже для его «Феррари», также было закреплено в качестве его территории. Иногда, когда одолевала тоска, он сдергивал с машины чехол, поднимал плексигласовый колпак и выезжал на короткую прогулку, а то возился целыми часами, регулируя двигатель и полируя свою игрушку. Все эти мелкие радости жизни, которым предавался Оливер, не требовали со стороны Барбары ни малейшего жертвоприношения. Да и, кроме того, она в буквальном смысле слова завалила себя работой, стараясь упрочить бизнес по поставке деликатесных блюд и продуктов. Дом постоянно наполняли ароматы ее стряпни, исходившие из кухни.

Энн полностью отдавала себе отчет в своих невостребованных чувствах к Оливеру, и это лишь требовало от нее еще большей осторожности. Она прекрасно знала, какой опасностью грозит ей любая попытка высунуть голову из устричной раковины ее нейтрального пространства. Перед этой опасностью даже веселый задор, нерассуждающее желание, которые могли бы подвигнуть ее к такому шагу, бледнели, словно пасмурный осенний день. Усилием воли она заставляла себя соблюдать дистанцию и наблюдать за происходящим со стороны, хотя внутри у нее все кипело от глубокого и отчаянного любопытства.

Каждое мелкое событие в доме превращалось в указатель, каждый неосторожно брошенный взгляд — в намек, каждое небрежно уроненное слово — в символ неминуемого деяния. Теперь по ночам она часто перебирала в памяти все, что сумела заметить в течение дня, пытаясь восстановить мотивы, подсчитывая полученные и утраченные преимущества.

Она встревожилась, не чувствуют ли они, что она скрытно наблюдает за ними, и, когда эта мысль стала не давать ей покоя, еще глубже спряталась под маской полного безразличия. Даже детям, казалось, пришлось оставить всякие попытки воздействовать на ситуацию. Сперва они робко пытались как-то способствовать примирению, но все их усилия быстро сошли на нет перед лицом очевидной неуступчивой враждебности их родителей по отношению друг к другу, и тогда они усвоили себе манеру ворчливо принимать происходящее таким, какое оно есть, а затем и вовсе снизошли до высокомерной терпимости.

— Родители просто сошли с ума, — сообщила Ева Энн как-то вечером. Это прозвучало как богооткровенная истина, и Энн отметила, что теперь Ева больше времени проводит со своими друзьями, чем под ее надзором. Но она давно решила, что ни к чему пытаться повышать дисциплинарные требования к детям во время таких нелегких потрясений. Джош находил утешение в баскетболе и других видах спорта, и поскольку не потерял контакта с отцом, то казалось, что сохраняет присутствие духа, не выходя из обыденного равновесия между удовольствиями и огорчениями.