Война с аксиомой

Вечер начинался с песен. Они чередовались с воспоминаниями о самых «приятных» классных происшествиях: списываниях, подсказках и других хитростях.

— Ну что вам стоило на экзамене, Марина Владимировна, не заметить шпаргалку! Что вам, жалко было, чтоб я хорошо написал? — заявлял Дробот, собирая в бантик розовые губки.

— На каждом сочинении я надеялся: год кончается, должна же Марина Владимировна человеком стать. Будет за столом сидеть, книжки читать, как в других школах, — вздыхал Рыбкин.

Ребята никогда не вспоминали уроков географии Светланы Сергеевны. Но все равно она считала такие разговоры подрывом педагогического авторитета. И по ночам мы с ней шепотом спорили.

Я восхищалась ее деловитостью, практичностью, собранностью — качествами, которых мне так не хватало. Иногда к ней хотелось прислониться, как к крепкой, прочной скале. Казалось, вот-вот — и мы подружимся. А иногда меня оскорбляла ее начальственная манера, безапелляционный тон, преклонение перед официальными авторитетами; я злилась, скулила и жалела, что поехала в колхоз не с Татьяной Николаевной.

Но антипедагогические разговоры об уроках были, по мнению Светланы Сергеевны, еще не самым плохим на наших картофельных посиделках. Больше всего ее коробили разговоры девятиклассников о любви и дружбе.

Они разгорались, когда темнело, когда ребята накидывали на плечи пиджаки и кофты.

— Почему раньше люди умели красиво относиться друг к другу, а теперь такого не бывает?

Подобное начало вело к немедленным спорам.

— А, что говорить! — однажды возмутилась Валя Барышенская. — У нас, в нашем обществе, вообще всякие чувства уничтожены!

Все засмеялись, но она запальчиво продолжала:

— И ничего смешного нет! Лучше назовите хоть одну современную книгу или кино, где люди красиво, как в старину, относились бы друг к другу. И не стыдились. Вот Наташе Ростовой всего шестнадцать лет было, когда влюбилась. И никто не язвил. А у нас?

— Да у нас опасно дружить с мальчиком, — послышался грустный голос Маши Поляруш. — Будут хихикать, сплетничать, потом вызовут к Марье Семеновне…

Я знала ее тайну и удивилась, что она решилась упомянуть об этом.

Весь прошлый год эта скрытная, умная девочка была влюблена в красавца Спивака, самого глупого мальчика старших классов. Чувство ее было тайным и неразделенным.

Однажды она написала ему записку. Спивак где-то дома ее потерял. Мать подобрала, прочла и побежала к Марии Семеновне…

Что тут заварилось! У нас в школе девочки пристают к мальчикам!

Мария Семеновна вызвала мать Маши, велела следить за девочкой, так как школа снимает с себя всякую ответственность… Хорошо, что мать ее не оскорбила подавленную Машу, а высказала Марии Семеновне все, что она думает о ней и ее методах. В результате оскорбилась сама Мария Семеновна…

— У нас дружбу надо скрывать, — продолжала Маша.

— И ничего подобного! — возмутилась Света Забелина. — Вот я дружу с Андреем. Нас дразнили женихом и невестой, а мы — ноль внимания. Просто для этого характер надо иметь!

— Девчонки сами виноваты, — лениво вмешался Спивак. — Хочешь с ней дружить, а она шушу да шушу со всеми девчонками, краснеет, ломается, дурацкие записки пишет… Тьфу! И связываться не захочешь.

— Вот когда я учился в другой школе, — нараспев начал Рыбкин, — понравилась мне одна девчонка. Ну, не так чтобы ой-ой-ой, просто мы вместе на стадион ходили…

Кто-то из ребят иронически присвистнул. Рыбкин оставался невозмутимым.

— Была человек как человек, на второй разряд вытягивала. И вдруг связалась с хулиганами. Брови выщипала, косы остригла. Начал я ей говорить, а она — не твое дело! Я и махнул рукой. Больно надо вмешиваться, раз ума нет у самой. И учителя молчали. Пока двоек нет, их дело — сторона. Потом она школу бросила. Тут забегали, зашумели: и директор, и комитет, и классрук. Скольким людям дружбу попортили!.. Я тогда из той школы и ушел, тошно стало…

Я чаще молчала, слушая эти разговоры, а Светлана Сергеевна всегда выступала адвокатом учителей, даже когда они явно были несправедливы. И ребята при ней болтали сдержаннее, осторожнее…

Однажды она ушла по делу к нашему бригадиру. Я сидела с ребятами, слушала всякие истории. И вдруг меня спросил Дробот:

— А почему вы не замужем, Марина Владимировна?

Вопрос Дробота ошеломил меня. Мария Семеновна постоянно мне твердила — не ищи дешевой популярности, не откровенничай, учитель должен быть загадкой…

— Я разошлась с мужем…

Конечно, этим я от них не отделалась. В меня немедленно полетел новый вопрос:

— А почему?

Пауза. Я мучительно искала нужные слова. Имею ли я право говорить об этом с ними? Проще сказать — не ваше дело. Но лица ребят требовали ответа. Особенно Молчанов, без обычной дурацкой ухмылки.