Война с Ганнибалом

Печальная история Софонибы и Масиниссы.

Масинисса вызвался немедленно скакать к столице Сифака, Цирте, и обещал захватить город врасплох. Лелий отпустил его, и нумидийские конники помчались во весь опор, везя с собою закованного в цепи Сифака. Масинисса через караульных вызывает городских правителей и требует сдать город. Но ни подробный рассказ о. случившемся, ни, уговоры, ни угрозы не действуют, и тогда вперед выводят Сифака в цепях. Жалкое это зрелище мгновенно сломило упорство циртийцев, на стенах поднялся плач и горестные причитания, и ворота отворились. Масинисса поставил у ворот стражу, чтобы никто, воспользовавшись суматохою, не ускользнул, и погнал коня к царскому дворцу.

Спешившись, он пробежал через двор и на самом пороге дома увидел Софонибу. А та, догадавшись по богатому его платью и оружию, кто перед нею, упала ему в ноги, обняла колени и сказала:

– Я в полной и безраздельной твоей власти, но, если дозволено пленнице молить о милости, заклинаю тебя царским достоинством, которое еще так недавно принадлежало и мне, заклинаю тебя именем нумидийца, которое ты носишь вместе с Сифаком, не выдавай меня римлянам! Как бы ты ни распорядился моею судьбою, я готова снести и вытерпеть все, потому что это будет приказ моего земляка, рожденного тою же Африкой, что воспитала и меня. А если ты никак не можешь охранить Софонибу от римского произвола и высокомерия, убей ее!

Глядя на эту женщину редкостной красоты, слушая ее мольбы, ощущая влагу ее слез на своих руках и коленях, Масинисса почувствовал не только сострадание – любовь проникла в его душу, и пленница пленила победителя. Он пообещал исполнить ее просьбу и вошел во дворец. Там, забыв обо всем на свете, он сел и задумался, ища способа сдержать свое слово, и любовь подсказала ему план отчаянный и бесстыдный. В тот же самый день он справляет свадьбу с Софонибою, чтобы поставить и Лелия, и самого Сципиона перед необходимостью обращаться с нею как с супругою не врага, но союзника римского народа.

Лелий, прибывший в Цирту назавтра, разгневался до такой степени, что сперва хотел без промедления отправить Софонибу в лагерь к Сципиону, но потом, несколько смягчившись, согласился донести обо всем главк командующему, чтобы тот сам решил, чью участь должна разделить пленная царица – Сифака или же Масиниссы.

А Сифака и других именитых пленных действительно доставили к Сципиону без всяких отлагательств, и весь лагерь высыпал на дорогу, словно приветствуя триумфальное шествие. Каждый как мог превозносил Сифака, славу его рода, мощь его державы, тем самым возвеличивая одержанную над ним победу. Пленника ввели в палатку полководца, и Сципион был тронут внезапным состраданием, вспоминая недавнее величие этого человека и дружбу, которая их связывала. Смущение римлянина не укрылось от нумидийца и придало ему духа. Сципион спросил, как мог он изменить их договору и какою целью при этом задавался, и Сифак смело отвечал:

– Я поступил как последний безумец, но безумие овладело мною не тогда, когда я поднял оружие против Рима, а гораздо раньше: безумие вступило под мою кровлю вместе с карфагенянкою, которую я взял в жены. От свадебных факелов пошло то пламя, что испепелило рассудок и силу Сифака. Эта женщина оплела меня и ослепила и до тех пор хлопотала без устали, пока не обратила мой меч против друга и гостеприимца. Теперь для меня все кончено, все погибло, и лишь одно остается утешение – что та же чума, то же бешенство проникло в дом и в сердце человека, которого я ненавижу больше всех на свете. Масинисса и не мудрее, и не тверже Сифака, а по молодости лет – намного неосторожнее, и он скорее моего расплатится за любовь к Софонибе.

Эти едкие и хитрые слова внушила Сифаку не ненависть, а ревность, но Сципиону они запали глубоко в душу, и, прочитав письмо Лелия с обвинениями против Масиниссы, он разделил гнев своего легата. Тем не менее, когда Лелий и Масинисса, приведя к покорности всю Западную Нумидию, явились к нему в лагерь, он принял обоих одинаково благосклонно и хвалил на военном совете одинаково горячо. Когда же совет был распущен, он просил Масиниссу остаться и с глазу на глаз сказал ему так: