Война с самим собой

- Такой взгляд на вещи возможен вследствие того, что совесть становится безжалостным угнетателем личности, которая и без того далека от психической стабильности. Нет слов – под ее «руководством» осуществляются многие благородные дела, но само внутреннее усилие (граничащее с насилием) приводит к тому, что человек, совершающий поступки, лишается всякого удовольствия от их результатов.

- И что же вы предлагаете? – продолжают свой допрос дилетанты. – Хотите, чтобы человек совсем потерял совесть? Не является ли ваше заявление призывом к тому, чтобы люди стали бессовестными?

- Ничего подобного, - отвечаем мы. - Во-первых, совесть - качество, полностью не устранимое. В лучшем случае человек, почувствовав несправедливость возлагающейся на него вины, может смягчить ее укоры. Во-вторых, в том смысле, в котором мы рассматриваем понятие «совесть», она может быть обуздана и замещена интеллектом. Рассудочность, в лучшем смысле этого слова, отнюдь не противоречит этическим нормам. Так, человек воздерживается от убийства не только и не столько потому, что боится укоров совести; во всяком случае, это не является доминирующим фактором. Основными мотивами в данном случае являются гуманистические качества, наряду с которыми можно особо отметить присущее цивилизованному человеку умение владеть собой. И наконец, нельзя не сказать о том, что большая часть преступлений совершается по воле извращенного сознания, то есть сознательной жестокости и искаженной интерпретации добра и зла. Можно привести немало исторических примеров подобной свирепости разума: «Мать Хлопка», Джон Браун Торквемада1,

[1]По-видимому, автор имеет в виду главу испанской инквизиции Томаса Торквемаду (1420-1480). -Примеч. пер.

«Кровавая Мэри» и пр.

Еще одной особенностью является следующая закономерность. Чувство вины может появляться не только вследствие прямой агрессии. Деструктивный импульс на подсознательном уровне равнозначен фактическому проявлению зла, так как обрекает эго на наказание. Во время исповеди католики обязаны рассказывать о таких помышлениях, ибо церковь трактует их, как «мысли - порождения зла».

Этот феномен очень точно описал Ф. М. Достоевский в романе «Братья Карамазовы». Дмитрий, не имевший отношения к убийству своего отца, тем не менее охотно соглашается с решением суда. Более того, он настаивает на применении к нему суровой кары. Герой не только не предпринимает попытки избежать приговора, но дает такие показания, которые превращают для него процесс в настоящее аутодафе, и суд приговаривает его к пожизненным каторжным работам. Его брат Иван сходит с ума и в раздражении заявляет суду о неправомочности любого вердикта, так как, по его словам, все сидящие в зале так же виновны в случившемся, как Дмитрий. «Убили отца, а притворяются, что испугались, - проскрежетал он со злостным презрением. - Друг перед другом кривляются. Лгуны! Все желают смерти отца». Но Дмитрий, который в действительности помышлял о смерти отца и даже планировал убийство, столь живо ощущает свою вину, как будто в действительности осуществил задуманное.

Фрейд обратил внимание на примечательные особенности биографии Достоевского, в связи с которыми прослеживаются параллели с сюжетной линией романа. Отец писателя был убит при невыясненных обстоятельствах. Сам Федор Михайлович был безвинно осужден на каторгу, но он, подобно своему персонажу Дмитрию, безропотно смирился со своей участью. Не исключено, что автор романа также страдал комплексом вины и подсознательно стремился к наказанию. Следует отметить, что Достоевский любил своего отца и на сознательном уровне никак не мог желать ему смерти. Однако следует помнить слова Ивана относительно смутных, неосознанных желаний. Тема нашей беседы перекликается с дилеммами, с которыми столкнулись герои известных трагедий «Царь Эдип», «Гамлет» и многих других, написанных Софоклом, Эсхилом и Шекспиром.

Итак, человек, вынашивающий мысли об убийстве, чувствует, по крайней мере на уровне подсознания, необходимость соответствующего наказания. Со всей очевидностью мы убеждаемся в правоте Фрейда, много лет назад заявившего, что многие самоубийства являются скрытой формой убийства не только вследствие вышеописанного феномена интроекции, но потому, что убийство как таковое на подсознательном уровне вопиет об отмщении, причем объект разрушения может быть одним и тем же. Иными словами, меланхолики, как правило, предпочитают именно самоубийство, несмотря на то, что побудительным мотивом является желание убить кого-то другого.

Следует напомнить читателю, что обычно желание убить возникает на уровне подсознания; оно может промелькнуть в сознании и тут же быть подавленным за счет проявления сознательных мотиваций - любви, чувства ответственности и смирения. Именно эти мотивы, а также чувство вины, сопровождающее подавленное побуждение, предотвращают самоубийство.