Война с самим собой

Исследование, проведенное несколько лет назад в Бреслау (Германия), показали, что попытки самоубийства сразу после Первой мировой войны совершались достаточно часто, а собственно удавшиеся самоубийства встречались куда реже. Можно предположить, что немцы, - как и другие воевавшие народы - с избытком заплатившие дань смерти, отдают предпочтение инстинкту жизни (или любви). Кстати, инстинкт любви отвечает не только за «сексуальную активность, которая сама по себе связана как с позитивными, так и негативными тенденциями, но и является составным компонентом самоубийства. Следует ожидать, что попытки самоубийства, равно как и возникающее в результате таких попыток чувство неудовлетворенности, будут повторяться в интересах самосохранения с неизменной частотой. Такой вывод полностью согласуется с результатами исследований У. Опплера («Причины участившихся попыток самоубийства», «Архивы психиатрии и неврологии», 8 октября 1927, с. 95; 28 января 1928 г., с. 335).

Научные исследования показали, что сознательные мотивы, определяющие желание умереть, также имеют широкое распространение3.

3Рут Шон К е Иван. Самоубийство. «Издательство Чикагского университета», 1928; У. БромбергиП. Шильдер. Смерть и процесс умирания. Сравнительный анализ мнений по этому поводу. «Психоаналитический вестник», т. XX, с. 133,1933.

С особой очевидностью это проявляется у людей, страдающих психическим расстройством, особенно у тех, о ком Фрейд4 сказал следующее:

«...он отличался обостренным чувством справедливости... Начиная себя критиковать, он употреблял такие слова, как мелочность, эгоизм, лживость, ничтожность, и определял себя как человека, пытающегося скрыть слабость своей натуры. Насколько нам известно, он был не далек от истины. Вопрос лишь в том, почему человек не способен осознать столь очевидные вещи еще до того, как болезнь вступит в свои права».

Зигмунд Фрейд, Скорбь и меланхолия. Собрание сочинений, т. IV, 1925, Лондон, с. 156.

Пациенты, особенно те, кто обладает недюжинным интеллектом и способен здраво рассуждать, часто приводят такие аргументы в защиту своего стремления умереть, что психиатры нередко не могут найти адекватных возражений. Как правило, такие больные красноречивы, а их логика, согласно которой жизнь горька, преходяща и бесполезна, весьма убедительна. Их страстные филиппики основаны на том, что жизнь доставляет больше боли, чем удовольствия, и поэтому нет необходимости продлевать свои скорбные дни. Ниже я привожу цитату из дневника одной своей пациентки, горькая рефлексия которой вынудила нас держать ее под постоянным наблюдением:

«Не задавайте мне вопросов о том, почему я хочу умереть. Если бы у меня было достаточно сил, я бы сама задала вам вопрос о том, почему мне следует жить, но сейчас я лишь удивляюсь [вашей настойчивости], и даже удивление является непосильной ношей для человека, убежденного в преимуществах смерти [перед жизнью].

Предпринимая попытку объективного анализа, я занимаюсь своего рода самообманом, но более всего меня тревожит заблуждение относительно предела, где кончается иллюзия и начинается реальность. Я живу в мире, где лукавая маска иллюзии скрывает от меня истину.

Я не испытываю восторга при мысли о том, каких усилий мне будет стоить очередная безнадежная попытка разобраться в смысле бытия. Я предпочитаю разделить участь неодушевленной материи, смешав свой прах с могильной глиной. Поэтому я поворачиваюсь спиной к этому чудовищно омерзительному миру и не желаю нести ответственность за творящиеся безобразия.

Чувство самодостаточности, которое когда-то согревало мое сердце, сейчас представляется таким мелким, что я начинаю презирать себя за то, что была столь наивна. Не лучше ли будет, если ничтожная личность, каковой я себя считаю, не испытывающая уважения ни к окружающим, ни к себе самой, сделает красивый завершающий жест и уйдет в небытие, канет в Лету, обозначив свое исчезновение лишь кругами, расходящимися по безмятежной глади реки».

Не является ли это стремление уйти в небытие неприкрытым проявлением инстинкта смерти? Думаю, что нет.

По этому поводу Эрнест Джоунс1 высказался следующим образом: «При легких формах циклотимии можно наблюдать интересное явление: пациент проявляет больше здравого смысла, пребывая в подавленном состоянии. Вероятно, в состоянии радостного возбуждения фантазии и иллюзии мешают адекватному восприятию действительности. Тем не менее серьезный анализ показывает, что даже философия пессимизма имеет глубокие внутренние корни, сопряженные с радостными ощущениями. По своей сути это явление следует отнести к артефактам в эволюции личности».

Э. Джоунс. Концепция здравого смысла. «Эпоха неврастеников», под ред. Самюэля Д. Шмельхаузена, «Фэррер &Райнхарт», 1932.

Инстинкт смерти имеет более отчетливое проявление в бесшабашных поступках сорвиголов, чем в пессимистических напевах меланхоликов и философов. По мнению Александера2,