Вся моя жизнь была посвящена разрушению. На этих страницах я пытаюсь доказать, что мог бы посвятить себя созидательной, конструктивной деятельности, направленной на благо другим и себе самому, в том случае, если бы получил правильное воспитание, а также при соответствующем отношении со стороны представителей закона...
Я вполне отдаю себе отчет в том, как я плох; я знаю, что меня никто не любит и не уважает, что вовсе не огорчает меня, так как, со своей стороны, я сам никого не люблю и не уважаю. Я презираю, ни во что не ставлю и ненавижу каждое человеческое существо на этой Земле, включая самого себя... Единственные чувства, которые я испытываю, — это ненависть и страх. Сейчас я чувствую себя опустошенным и неспособным получать радость от жизни. Все, что мне осталось, — это страдание... Остатки благородных чувств, которые я порой испытывал, были полностью вытравлены из моей души много лет назад».
Дальнейшее повествование представляет собой откровенный самоанализ, в процессе которого узник не щадит ни общество, ни себя самого. Он признается в убийстве двадцати трех человек и не выражает по этому поводу никакого сожаления. (Большинство из этих убийств было доказано в ходе предварительного следствия.) При этом он не пытается оправдать содеянное, а просто поясняет, что убийство доставляло ему удовольствие, помогало реализовать мстительные стремления, притом, что первоначальные объекты ненависти не имели ничего общего с его жертвами.
Весьма трудно на нескольких страницах дать всеобъемлющую характеристику этому уникальному человеку. Несмотря на то, что он практически нигде не учился, его самообразование отличалось обстоятельностью, а интеллект был явно выше среднего уровня. Весьма примечательно, что этот человек не страдал наличием каких бы то ни было комплексов. В моей практике это был первый случай, когда деструктивные импульсы носили столь открытый характер и полностью осознавались самой личностью. В приватной беседе он подробно рассказал мне о деталях своего плана по уничтожению человечества. Несмотря на очевидную концептуальную несостоятельность, этот план вызывал ассоциации с официальной позицией производителей оружия массового уничтожения, которые так гордятся технологическим прорывом в изобретении новых, все более изощренных средств убийства людей.
Сомневаюсь, что найдется человек, который смог бы читать эти строки без содрогания. С одной стороны, в них чувствовалась неуемная ненависть, горечь и беспрецедентная жестокость по отношению к человеку, а с другой — объективная самооценка и проблеск веры, а также своего рода привязанность к одному из представителей власти, который в молодости проявил к юному преступнику доброе отношение и долгое время находился с ним в переписке. По-видимому, с этим человеком у преступника были связаны какие-то надежды на переустройство мира, которые носили скорее умозрительный характер, так как автор исповеди откровенно признавался в своей ненависти к людям и прямо писал о том, что лучшим исходом для человечества является его гибель. При изучении рукописи невольно создавалось впечатление, что рассматриваешь внутренности человека, попавшего в аварию, но благодаря своим нечеловеческим способностям продолжающего трезво и осознанно воспринимать реальность и, невзирая на приближающуюся смерть, рассуждающего о подробностях инцидента.
Ибо этот человек вполне осознавал причины, приведшие его к столь печальной развязке. Он рос в религиозной семье, но с юных лет познал нужду, а влияние улицы привело к тому, что в восемь лет он уже знал, что такое арест. В двенадцать лет он оказался в исправительной школе для малолетних, где столкнулся с неприкрытой жестокостью. Это только прибавило горечи к безрадостным впечатлениям раннего детства. Далее его жизнь представляла непрерывную череду преступных деяний с последующими арестами и тюремными сроками. При этом каждое новое преступление и соответственно наказание все более ужесточались и, как результат, ожесточалась душа юного правонарушителя.