Война с самим собой

ся в том, что мои симптомы настолько заурядны и общеизвестны, что скрывать их вовсе не стоило, я осознаю, сколь нелепым и досадным было мое заблуждение. Войдя в приемную, я боялся поднять глаза, чтобы взглянуть на присутствовавших, ожидая, что они, как и я, сгорают от стыда. Однако я убедился, что эта публика ничем не отличается от пациентов, пришедших на прием к терапевту. Полагаю, что нет ничего необычного в том, чтобы такой наивный обыватель, как я — тот, кто считал себя достаточно образованным, переполошился из-за такой ерунды, повинуясь косным представлениям и предрассудкам, которым многие из

нас отдают должное. Я отлично понимаю переживания таких людей; если человек обращается за помощью в связи с депрессией, чувством вины или смятением чувств, его

визит к психиатру рассматривается как позорный; однако, если эти же симптомы проявляются в форме органических нарушений, от чувства стыда не остается и следа. Это звучит как бессмыслица, но тем не менее это так. Я отослал дюжину писем, чтобы сообщить знакомым о своем местопребывании, а еще шесть месяцев назад делал все возможное, чтобы об этом никто не узнал".

Глава 2. Социальная адаптация как метод восстановления

Немало споров велось по поводу того, является ли самовосстановление, как и саморазрушение, прерогативой самого человека, или он может переложить ответственность на чужие плечи. Однако ни один человек не живет в полной изоляции; как правило, саморазрушение является результатом неспособности приноровиться к условиям окружающей среды. Известно, что жизнь, несмотря на все преимущества технического прогресса, день ото дня становится все сложнее, напряженнее и все больше ограничивает сферу свободного волеизъявления.

В этой связи будет полезно рассмотреть иную точку зрения, согласно которой перемены в организации и структуре общества могли бы приносить пользу его членам, то есть исключать, или по крайней мере снижать потребность в саморазрушении личности. Эта предпосылка свойственна религиозным учениям и часто является краеугольным камнем многих политических программ, которые декларируют повышение экономической безопасности и ограждение общества от других страхов. Такое намерение естественным образом предполагает снижение агрессивности как на внешнем, так и на внутреннем уровнях. Точно так же этот тезис принят на вооружение социальными программами, многие из которых вызвали немало политических кривотолков. Психиатрия, как никакая другая научная дисциплина, заинтересована в некоторых специфических формах социальной деятельности, направленной на благо личности и, в частности, больных людей. Чем большее количество обездоленных получит социальные гарантии, тем лучше. Различные формы социальной реабилитации формируют программу, известную как движение умственной гигиены.

Было бы непростительной ошибкой, если бы психиатры дистанцировались от идей, провозглашенных религиозными и социальными учениями, например, социализмом, который мы в Америке называем социальной защищенностью. Особая сфера наших интересов отнюдь не противоречит интересам социологов, экономистов и политиков. Подобная общность интересов подразумевает объединение усилий этих ученых с усилиями представителей медицинской науки и особенно психиатров. Не стоит винить ни одну из упомянутых групп ученых за то, что такого союза не существует. Ситуация чем-то напоминает конфликт между программой здравоохранения и частной медицинской практикой; как первая, так и вторая придерживаются одинаковых принципов, но не могут найти точек соприкосновения. Социологи инстинктивно чувствуют, что психиатры (включая психоаналитиков и психологов) за деревьями не видят леса. В свою очередь, представители науки, изучающей психику, обвиняют социологов в том, что те витают в облаках; их принципы утопичны, и если и представляют чисто умозрительный философский интерес, то не имеют ничего общего с действительностью и уж никак не могут иметь практического применения на благо конкретному человеческому существу.

Однако попытки объединения все же случаются. Например, Гарольд Лэссуэлл* продемонстрировал, как политика и сами политики в значительной степени зависят от психопатологических импульсов конкретных людей.

*Гарольд Д. Лэссуэлл. Психопатология и политика. Публикация Чикагского университета, 1930.

Политические и социальные эксперименты над личностью, осуществляемые в России, произвели неизгладимое впечатление на покойного Френквуда Э. Уильямса, который изложил некоторые факты в своих трудах*.