Война (сборник)

– Не будут! – хрипел солдатик, стоя на коленях. – Я их сначала в котелке выварил, потом выменял на перчатки без пальцев… А за перчатки «вованы» обещали сменить «разгрузку»…

Пацан еще пытался что-то объяснить, но его все равно повязали, говорят, у него еще и порнуху нашли. Веселому было его жаль – он тоже болел за «Зенит», хотя и происходил не из Питера. Этот парень классно травил анекдоты…

В роте с «котловым довольствием» было, конечно, похуже, чем в Ханкале. Почти месяц сидели на «мясе белого медведя» – то есть на тушенке, в которой один только жир. И с водой – проблемы. Один раз, правда, разговелись хорошо – за коровьим стадом двое духов подбирались, так под шумок несколько коровёнок завалили, ели от пуза. Серега тогда благодарность получил – это он выстрелил из гранатомета, а духи решили, что их обнаружили, и залегли, а спрятаться-то им было некуда, вот и взяли их тепленькими…

А еще на «бугорке» Веселый научился есть собак. И не потому, что так уж особо голодали, просто среди солдат откуда-то распространилась легенда, мол, собачатина исключительно полезна для профилактики болезней легких. Москвич Маугли вообще говорил, что кусок собачатины нейтрализует чуть ли не целый блок «Примы», кстати, было бы что нейтрализовать – курева-то не хватало нещадно, а с гуманитарной помощью присылали иной раз такое… Однажды прислали огромное количество мыльниц с утятами.

Первыми боевыми операциями для Веселого стали два случая, когда он стрелял из открытой двери вертолета куда-то вниз, выполнял команду «огонь», ища глазами цель и, конечно, не находя ее. Шипение разметающихся от консолей ракет-ловушек Веселый слышал после даже ночью во сне. Потом еще Сергей пару раз ходил со спецназерами на разминирование. Он уже почти вжился в коллектив, когда из госпиталя вернулся контуженый взводный – старший лейтенант Панкевич, они вернулись вместе с Живчиком, питерским парнем, служившим в разведвзводе. Вот тут началось. Панкевич особо «полюбил» Веселого – гонял в хвост и в гриву. Однажды поймал за курение в палатке и на глазах у Сереги и остальных пацанов демонстративно сжег пачку «Примы» – и еще добавил издевательски, что питерские – должны быть людьми особо культурными, им тем более положено курить лишь в местах, специально для того отведенных…

А потом случилась афера с электродвижком – Маугли подбил Веселого спереть электродвижок у «вованов», а взводному они наплели, что, мол, выменяли. Они так хотели отношение со старлеем наладить. Наладили. Панкевич-то сначала расцвел, а вот потом «вованы» приперлись разбираться и Рыдлевку даже пару раз ремнем стеганули, как пацана, хотя он-то вообще не при делах был. Веселый с Маугли поняли, что взводный – человек, когда он после такого их не заложил, а разобрался исключительно по-свойски…

Маугли, Ара и Веселый считались во взводе одной шайкой-лейкой, с которой даже сержанты старались жить мирно. Впрочем, и шайка-лейка тоже особо не «быковала» – им вполне хватало друг друга и положения «неформальных лидеров» во взводе, где, кстати, многим было абсолютно непонятно, как это могли так сдружиться москвич, питерец и ростовчанин – представители городов, традиционно более чем ревниво относящихся друг к другу… Впрочем, Маугли и Ара никогда даже и не пытались спорить на ту тему, что Питер, дескать, – не самый красивый город в России. Единственно, что позволял себе москвич Маугли, – это философские размышления о том, что «красота» и «крутость» – две большие разницы, а Ара ему в этом поддакивал. Веселый в ответ только фыркал – о чем можно говорить с людьми, которые ни разу не видели разведенных в белые ночи мостов или поземку на Дворцовой…

Из грез о родном городе и далекой доармейской жизни его вернул грубый голос прапорщика Кузнецова, который спросил Панкевича, кивнув на труп:

– Ну? Тянем кота за хвост?

– Погоди, Валера, – неуверенно откликнулся старший лейтенант. – Надо обмозговать все… Черт его знает, что там! Может так накрыть, что мало не покажется…

– Ага, – сказал Маугли. – Не дай бог там «лягуха» или «монка»! Тогда – аллес…

Квазимодо посмотрел на бойца, словно царь на жида:

– Еще один… специалист выискался… О-хо-хо…

Прапорщик вздохнул, собрал лоб в морщины и вдруг неожиданно сказал – неизвестно кому, вроде как просто в пространство:

– Сон мне сегодня нехороший приснился… Танюшка, доченька трехлетняя, приснилась под утро – будто забралась на табуретку, чтобы игрушку с полки достать, ну и упала… Лежит, плачет… Я её целую в лобик, а она… говорит: «Папа, у меня колечко сломалось». Я гляжу, а у неё и вправду колечко детское на пальчике треснуло и прямо на три части развалилось. Я говорю, не плачь, мол, починю. А она: его уже не починишь… Вот такой херовый сон мне приснился, ребята…

С этими словами Квазимодо взял веревку и пошел к трупу.

– Валера! – вскинулся было Панкевич, но понял, что все равно не остановит прапорщика.