Война (сборник)

…Как уже говорилось, пленных выводили из крепости на работы по тройкам, а тут как-то так вышло, что один пленный афганец, самый возрастной, сунулся почему-то четвёртым. Звали его Абдул Хак, и вроде он был подполковником. Борис давно к нему присматривался, прикидывал, не мог ли этот беззубый, непонятно как выживший, но явно не бестолковый афганец быть тем самым вышедшим однажды в эфир, о котором говорил Иванников. Может быть, он сам обучался в Ленинграде, в академии связи… Чтобы проверить свои догадки, Борис постарался чуть ближе познакомиться с Абдул Хаком. Расчёт его был несложным – сблизиться, а потом в разговоре несколько раз употребить слово «политехнический». Академия связи ведь у станции метро «Политехническая» расположена. Если Абдул Хак там учился, должен среагировать…

Вот Борис и старался так сманеврировать, чтобы оказаться поближе к Абдул Хаку, а тот вдруг сунулся четвёртым «на выход», притом практически на глазах у начальника охраны Азизуллы!

Абдулрахман среагировал мгновенно и перехватил Абдул Хака. Но перехватил мягко, без излишней, так сказать, агрессии, бить не стал. Именно это обстоятельство Азизулла особо отметил: а русский-то, похоже, не просто сильный и толстокожий, но и по-своему сообразительный – понял или догадался, что нельзя на правоверного руку поднимать! Даже если этот правоверный – такой же узник.

Больше сомнений у Азизуллы не осталось, и русский Абдулрахман был назначен надсмотрщиком за пленными. Впервые эту должность доверили шурави. Для лагеря, в котором однообразными неделями ничего нового не происходило, где к смерти одинаково привыкли все по обе стороны крепостной стены, это стало событием…

Правда, в жизни самого Бориса это мало что изменило, хотя… Нет, кое-что все-таки изменилось. Чуть длиннее, выражаясь фигурально, стал поводок, пристегнутый к рабскому ошейнику. Стало больше возможностей общаться с узниками – под разными «хозяйственными» предлогами. Чуть меньше стали грузить тяжёлой работой и совсем на чуток получше кормить. А ещё этот первый, совсем незначительный успех воодушевил Бориса, словно придал ему новые силы. У Глинского словно второе дыхание открылось. Это трудно было объяснить рационально, но он просто чувствовал – лёд тронулся…

6

…Во время подготовки «на даче» Мастер обучил Глинского простой и незамысловатой игре в очко пустым спичечным коробком. Ещё в учебном «зиндане» Борис попрактиковался с привезёнными туда на пару недель зэками – выходило у него неплохо. Логика игры была простой, «интернациональной», значит, доступной каждому: если коробок падает плашмя и этикеткой вниз – ноль очков и передача хода, этикеткой вверх – два очка, и можешь остановиться и «накопить», а можешь продолжать играть, но если выпадает ноль – очки «сгорят». Встанет коробка на ребро – получай пять очков, ну а если на попа (или, как говорили тогдашние зэки, «на буру») – твои все десять. Задача – набрать ровно «очко», то есть двадцать одно. Перебирать нельзя: набрал, например, 22 – вычитай двадцать одно, останешься с одним очком и начинай путь наверх сначала… Там, в «зиндане», проигравший должен был до конца дня найти сигарету. Или чай для индивидуального «чифиря». Ничего не смог найти – подставляй своё «очко». Так что профессиональные зэки там, в учебном «зиндане», сексуальными проблемами не страдали. Их больше занимали два других, более насущных вопроса: зачем их свезли на какую-то странную, никому доселе не ведомую пересылку и выйдут ли они из неё живыми? Оба вопроса, разумеется, были риторическими, и вслух их высказывать никто не решался…

Сам Мастер техникой броска владел действительно мастерски: он из десяти бросков умудрялся раз пять ставить коробок на ребро и минимум раза два – на попа.

Глинский, конечно же, таких «высот» не достиг, но кое-каким приёмам и хитростям научился. Понятно, что коробок – это не карта краплёная, но подкидывать его можно по-разному и свою тактику в этой игре тоже нужно знать…

Вскоре и случай подходящий подвернулся – «завуч» Яхья, с садистским удовольствием смаковавший на глазах у пленников сигарету «Мальборо», выбросил пустой спичечный коробок. Выбросил, машинально хотел было смять его своим трофейным хромовым сапогом, но почему-то передумал. Когда «дух» отошёл подальше, Борис осторожно подобрал коробок.

Осторожность действительно была нужна – буквально накануне Яхья плёткой практически до смерти забил солдатика-бабраковца, недавно привезённого в лагерь, – он и умер на следующий день. Вся вина несчастного заключалась в том, что он попытался докурить-дососать брошенный Каратуллой окурок…