Война сердец

— Ты не улавливаешь сути. Держи его глаза закрытыми, и однажды он уйдет от тебя, чтобы увидеть все самому.

— Ты думаешь, меня хоть чуточку волнует твое чертово мнение?

Ее негодование и неожиданное ругательство задели Жака, заставив его вздрогнуть; затем в его глазах мелькнули зарождающиеся искры гнева. Он сказал таким же бескомпромиссным тоном:

— Ты зависишь от него.

Она задохнулась.

— Как ты смеешь говорить это мне!

— Ты прячешься за свои воспоминания, свой дом и своего отца. Возможно, я ошибся, надеясь на иное, может быть, это — единственный способ для тебя быть счастливой. — Его рот искривился, как будто слова были горькими на вкус; взгляд, которым он посмотрел на нее, был враждебным. Неугасшие чувства в его глазах теплились под соломой его волос. — Но не взваливай эту ношу на ребенка. Ему это слишком тяжело выносить. И однажды это уведет его от тебя.

— Это возмутительно! Убирайся!

— Почему? Потому что я говорю правду? — Он стоял рядом с большой породистой лошадью, его рука лежала на лоснящейся шее, а пальцы зарылись в гриву. В своей грации и силе эти две фигуры соответствовали друг другу, как будто созданные для скульптурной композиции, монументальной и бессмертной.

Она сделала быстрый вдох.

— Правда? Это не то, что я получаю от тебя. Как я могу верить хотя бы слову из того, что ты говоришь? Я чувствую себя полной дурой, потому что совершенно ничего о тебе не знаю.

Десерней сорвался с места с такой скоростью, что она испугалась. София, тяжело дыша, отпрянула в сторону, но он прошел мимо нее и захлопнул открытую половинку двери с грохотом, который разнесся эхом по помещению, заставив лошадей вздрогнуть.

Путь был прегражден. Жак стоял, скрестив на груди руки, расставив в стороны ноги, и ей ясно представился его образ, когда он служил в наполеоновском легионе, во всемогущей «Великой Армии». За исключением того, что его беспощадная сила была направлена теперь на нее одну.

От страха у нее все похолодело внутри.

— Что ты делаешь?

— Пришла пора тебе услышать обо мне. Если это то, чего ты хочешь.

— Я хочу уйти. Будь любезен, пропусти меня.

— Нет. Сейчас ты будешь слушать меня.

Если бы София закричала, кто-нибудь явился бы сюда. Но она понимала, что Десерней никого бы не впустил.

Он стоял и смотрел на нее. София не знала этого человека, но интуитивно почувствовала опасность.

Десерней указал подбородком по направлению к большому дубовому сундуку как раз позади нее.

— Садись и слушай внимательно.

София повиновалась, потому что это хоть на чуть-чуть увеличивало расстояние между ними. Она сидела, выпрямив спину и зажав руки между коленями. Ее шляпка и дорожная накидка, тянули вниз, она чувствовала себя уставшей и подавленной после путешествия. Если бы она не позволила кузену Себастьяну сразу же после их приезда уехать… А теперь ей некого было призвать на помощь, кроме своей внутренней силы.

Жак начал с холодными интонациями в голосе, его руки все еще были сложены на груди, но через некоторое время он опустил их. Он бесстрастно смотрел на нее, как будто она была незнакомкой, пообещавшей определенную информацию в обмен на это.

— Моя семья принадлежит к старой нормандской аристократии. Мы росли вместе с нашими родителями в замке на Вире: мой брат Рене, две моих сестры и я. Рене поехал изучать право в Париж. Я последовал за ним двумя годами позже. Рене страстно интересовался конституционным правом, и поэтому мы оба изучали «Кодекс Наполеона». Гений Бонапарта изумлял нас. Его способности к управлению, то, как он привлекал к себе наиболее талантливых лидеров, огромные возможности его разума, его преданность сохранению независимости Франции, изменению ее законов. — Жак с вызовом посмотрел на Софию. — Наш отец щедро поддерживал и одобрял нас: мои родители гордились Рене, который достиг блестящих успехов и, казалось, был предназначен для должности в правительстве. У меня же… — он бросил на нее саркастический взгляд, — у меня был другой темперамент. Я был гораздо счастливее в седле, чем за партой. Беспокойный, нетерпеливый, всегда искушаемый тем, что могло быть за гранью реальных возможностей. Мое воспитание уже обеспечило мне подготовку к военной жизни: все, что мне было нужно, это — благое дело. Я думал, что я нашел таковое под знаменами Бонапарта.

Жак начал шагать взад и вперед перед дверью, его ботинки скрипели по разбросанной соломе. Теперь он говорил тихо, словно сам с собою, тем не менее слова его были вполне слышны:

— Но моя семья была абсолютно против. Мои родители чтут семейные традиции, социальную справедливость, порядок и спокойствие. Они воображали, что их дочери выйдут замуж и будут жить рядом с домом. Так и получилось. Они думали, что Рене получит свое место в правительстве, — Жак помедлил мгновение, затем продолжил: — а я закончу свое образование и вернусь в замок. Мои амбиции пугали их. Но я был решительно настроен идти к своей собственной цели и, в конце концов, истратил все деньги, которые они дали мне на армейские сборы. Я уехал из Парижа и присоединился к армии, не сказав никому ни слова.