Война сердец

Когда войска расположились таким образом, в Папелотт прибыл ирландский гусар из Десятого полка, выдававший себя за помощника генерала. Он проехал через открытую площадь прямо к воротам, не обращая ни малейшего внимания на французов и их палящую артиллерию, и был встречен командиром в комнате фермерского дома. Выяснилось, что гусар, полковник Кул, проделал длинный путь с самого края правого крыла, медленно пробираясь сквозь линии фронта. Он искал некоего француза по имени Десерней, который, возможно, был курьером. Высокий, светловолосый человек, последний раз его видели в Ватерлоо, на нем были надеты бриджи и кожаная безрукавка, он был не вооружен, но манера его поведения внушала уверенность в том, что этот человек с легкостью перережет глотку, единожды взглянув на тебя.

Никто не видел Десернея, и гусару, казалось, сперва это не нравилось, его глаза нервно поблескивали, а губы были плотно сжаты. Поперек щеки у него красовалась свежая рана, а запачканный кровью воротник придавал ему вид дикаря, но в остальном его форма была в превосходном состоянии.

Гусара угостили последним бренди командира, он был вынужден отчитаться в атаках французов. Он сказал, что Веллингтон стремился за Хугумонт, в то же время не спуская глаз с горячих точек.

Позже видели, как Бонапарт объезжал свои передние линии на сером коне, своим появлением вызывая возгласы: «Да здравствует император». Вскоре он удалился в сторону Ла Бель Альянс, откуда ему открывался прекрасный вид на поле боя. Большинство отрядов Веллингтона находились вне поля видения, за горным хребтом горы Сен-Жан, поэтому для французов оценить расстановку их сил было затруднительно. Пушечные ядра ближайших батарей Бонапарта летали вслепую в разные стороны, в то время как отрядам на краю горного хребта было приказано лежать и не шевелиться, пока ядра летали поверху. Если французы пытались атаковать склон, то полковник уверял их, что там, наверху, человек может спокойно встать и бросать ядра обратно, и они покатятся, кувыркаясь по утесу.

Прежде чем вернуться к своей бригаде, Кул попросил их проследить за появлением Десернея, который, очевидно, представлял ценный источник информации для Бонапарта. Когда его спросили, что с ним делать, если найдут, он ответил однозначно: «Расстрелять».

Вскоре он ушел, и тогда началась настоящая битва. Она началась со смертоносной артиллерийской пальбы из пушек огромной батареи Бонапарта в Ла Бель Альянс. Снаряды пролетали над Папелоттом в поисках отрядов, и, поскольку было сыро, они не отскакивали рикошетом, а пронзали влажные оборонительные сооружения, попадая в солдат, будто и не было никаких защитных построек. Это было ужасное зрелище, которое тем не менее констатировало следующее: правое крыло французов продвигалось вперед. Первой шла конница, возвышаясь над пшеничными полями, она двигалась по направлению к правой стороне Святой Гааги, их клинки и доспехи сверкали даже при скучном сером свете дня. Защитники Гааги ждали до тех пор, пока они не появились на фланге, а потом бросились в бой, превращая отряды в путаницу из лошадей и всадников, многие высвобождались и продолжали борьбу под прикрытием ружей из Папелотта.

Последовала пехота, состоящая из трех дивизий; ощетинившиеся ряды шли устрашающей поступью, так что земля дрожала у них под ногами. Папелотт и левое крыло были уязвимы, в отличие от более сильного правого, потому что на этом фронте Бонапарт рассчитывал на пруссаков. Но пруссаков там не было, зато были отряды французов, около двух сотен в каждом ряду. Артиллерия союзников открыла счет, дважды ударив по французам, но выстрелы отразились и обрушились на Папелотт потоком голубых осколков.

Потом войска Наполеона бросились в атаку: они палили в рассеянные заставы, где люди в зеленом прятались в чащах, и скрывались под прикрытием каменных стен, они орудовали штыками, словно закалывали дикую свинью. Как горели их глаза! Словно на их стороне была победа, и сражаться им оставалось только до того момента, как император остановит их.

Французы взяли заставы, преграды, канавы и хижины. Потом они взяли ферму. Никто не бежал, никто не сдавался. Солдаты умирали на скользких от навоза булыжниках скотного двора или в узких загонах для коров. Никто не уклонялся от битвы; их отбрасывали назад, но они боролись.

Ни один пруссак не пришел остановить резню — в последний момент Веллингтон послал пехоту Пиктона на склон. Они пронеслись через поле боя, унося с собой уцелевших. Пиктон, глаза которого были полны решимости сражаться, погиб, когда возглавлял свои отряды; он еще сопротивлялся некоторое время, но потом затих. Потом, когда казалось, что французы никогда не уйдут с их земли, из центра прислали конный отряд, свежий, готовый к битве, еще не видевший трудностей и горы мертвецов. Это были люди Аксбриджа, они неуклонно отодвигали французов назад, за пределы фермы, в поля, растаптывая солдат как пшеничные колоски. По мере наступления они потеряли почти половину своих людей, но и французов отодвинули к их прежним позициям.