Война сердец (СИ)

Получив от Берты эту забавную новость, Эстелла с Данте хохотали, катаясь по кровати и задирая ноги кверху. И не в силах были остановиться.

— Данте, ну так нельзя, — еле выговорила Эстелла, утирая слёзы. — Грешно смеяться над священнослужителем. Это жестоко!

— Жестоко? — он застонал, держась руками за живот. — А когда этот «святой» хрен приказывал меня пытать, а после затащил на эшафот, это было не жестоко? Пусть в аду сгорит! А я ещё полюбуюсь на это зрелище. Подумаешь, в глушь сослали. Мало ему!

Эстелле возразить было нечего, и она промолчала. Может, Данте и прав в чём-то, но иногда Эстеллу грызло желание быть хорошей, как её учили в детстве. Хотя рядом с Данте это проблематично. Не может же она разорваться! Так что придётся забыть о честолюбивых мечтах стать доброй и всепрощающей. Не выйдет ничего.

Зато история Сантаны и Клема ни Эстеллу, ни Данте не впечатлила. Сначала Берта, а потом и сама Сантана поведали, что Клементе, благополучно выйдя из башни, с Сантаной обвенчался. Они женились, не соблюдая аристократические «полгода приличия» между помолвкой и свадьбой — двух лет разлуки было достаточно.

Сантана виновато извинялась в письме, что не пригласила Эстеллу на свадьбу — она хотела, но Берта ей запретила, ведь Эстелла вдова и не может посещать праздники. Эстеллу это не то, чтобы обидело (она не горела желанием смотреть, как Сантана ломает себе жизнь), но осадок у неё остался. Всё-таки они подруги. Если не пригласила, могла бы хоть написать о свадьбе заранее. Эстелла бы прислала подарок. Но в итоге причины этой скоропостижной свадьбы выплыли наружу — Сантана оказалась беременной. Она была счастлива, уверяя, что всё у неё сложилось удачно: Клементе её любит, у них будет ребёнок, Адела её слушается и даже теперь не бьёт дворовую собаку.

А ещё, с подачи доктора Дельгадо и аптекаря сеньора Сантоса, Берта и Сантана организовали «Дом Милосердия» в помещении, бывшим когда-то эстеллиной ветеринарной клиникой. Там они раздают еду бездомным, бродягам, калекам и заодно лечат их. Хотя Сантана из-за беременности редко там бывает, а Берте справляться со всем помогают Лупита, Чола, Бия — служанка доктора Дельгадо, Ханна — немая служанка Сантаны, и жена аптекаря, травница Анхелина. А ещё Адела и Пепе с Нанси — отпрыски Мисолины. Ухаживая за кем-то, дети учатся доброте — так считает Берта.

Но мифы о счастливой жизни Сантаны развеяла сама Берта, описав Эстелле, что у её подруги не всё так радужно, как она говорит. Ведь, только у Сантаны вырос живот, и Клементе вновь понесло в бордель.

«Видать той истории с убитой девицей ему мало, — судя по чернильным кляксам на пергаменте, Берта была так возмущена, что во время написания письма жала на перо изо всех сил. — Короче, Сантана ко мне приходила давеча, просила совета: как, мол, отвадить муженька от борделя. А я знаю что ль? Ежели этого дурака туда тянет, как рыбу в сеть, чего с ним поделаешь-то? И чего ему ещё надо, непонятно. Жена красивая, умная да любит его, а он всё скачет из кровати в кровать. Дак Сантана-то девка не промах. Прям со своим пузом пошла в этот бордель и выяснила там у местных, что Клементе посещает определённую девицу. Рыжую да конопатую, и имя у ней дурацкое — Табита».

— Клема исправит только могила, — скептически заметил Данте, когда Эстелла вслух зачитала ему письмо Берты. — Зря твоя сумасшедшая подружка с ним связалась. А Табиту я знаю.

— Вот как? — мигом набычилась Эстелла, пихнув письмо в комод. — Откуда это ты её знаешь? Тоже к ней бегал?

— Эсте, ну не ревнуй. Я к ней не бегал. Она жила в «Лас Бестиас», и некоторое время мы с ней встречались. Это ещё было до тебя, — поспешно добавил Данте, увидев тень на лице Эстеллы. — Ну, Эсте, не злись. Я же не евнух, и до тебя у меня были другие женщины, и ты об этом прекрасно знаешь. У мужчин есть определённые потребности. Так вот, Табита. Она никогда не работала в борделе. Как её туда занесло?

— Все они одного поля ягоды, — пробурчала Эстелла.

— Обожаю, когда ты ревнуешь! — хитро сверкнул Данте глазами.

— Смотри, как бы я тебе не врезала, обожает он!

Данте рассмеялся, задорно взмахивая волосами, и больше речь о Табите не заводил. Но про себя решил, что Клем совсем без мозгов, похоже, сидение в башне забрало у него последние.

Но сама Табита не преминула о себе напомнить. Данте аж чуть не лопнул от злости, когда посыльный вручил ему увесистый пергаментный конверт, подписанный размашистым почерком, — послание из Ферре де Кастильо. К счастью, Эстелла в этот момент находилась в салоне мод — контролировала выставку новых тканей, что сооружали в витрине приказчицы, и Данте не знал кого и что за это благодарить. Если бы Эстелла увидела конверт, она бы захотела узнать его содержимое, а узнав, взвыла бы от ревности.

У Данте дым с волос повалил от гнева, когда, раскрыв конверт, он обнаружил внутри портрет Эстеллы, разрисованный красными чернилами и истыканный иголками. Письмо, прицепленное к нему, гласило: