Война (СИ)

Вот он статус императора, его негативная сторона. Я бы с удовольствием задружился с такой семьёй, как Игнатовы, где муж постоянно на службе и сделал для империи столько, что государство должно было бы обеспечивать не только его, но и всё потомство от этого человека. Где жена руководит оборонным предприятием, успешно руководит, пусть и пытается это скрывать. А сейчас я даже не могу подойти к Милке и спросить, как у них дела, как её брат. Взрослый уже, может, и на службу пристроить куда парня. Такая элита — самая правильная, когда каждый член семьи — важный винтик в сложной системе великодержавности России. К сожалению, после первых славных представителей часто стачиваются рода, и потомки недостойны славы предков. Но тут больше шансов вырастить на собственных примерах нужных государству людей, любящих своё Отечество.

Между тем, оставалось только шагов двадцать до патриархов, и я остановился. Именно так, они ко мне должны подойти, склониться. Я — защитник православия, они живут и здравствуют, благодаря мне. Благодаря политике России, сейчас нет никакой необходимости обучаться у католиков. Наша православная Академия имеет высокий уровень образования. А ещё я нынче истинный наследник Византии, я владетель Царьграда, который и есть Византия.

Патриархи продолжили сближаться и остановились лишь в пяти шагах от меня. Площадь замерла, можно было бы услышать полёт мухи. Но был ещё один звук, который нарушал тишину — это шаги Константинопольского патриарха Леонтия.

— Государь мой, василевс мой, император мой, — произнёс Леонтий и поклонился. — Спаси Бог, что освободил ты Царьград, бывший колыбелью православной истинной веры.

Следом поклонились и другие патриархи.

Что происходит? Во-первых, новый шаг на пути самодержавия. Во-вторых, церковь ставит меня, светского государя, над собой. Не я кланяюсь патриарху, но он мне. Как и было в Византии. В храме, да, я склонюсь, но здесь и в любом ином месте — нет.

Я поднял за плечи Леонтия и троекратно облобызался с ним, после сделал то же самое с другими патриархами. Да, я над ними, моя воля первая.

— Что, владыки, скажете? Как можно людям нынче в пост праздновать али никак иначе? — спросил я.

Нужно, ой как нужно было дать людям понимание праздника. Ждать пасхи до седьмого апреля я не мог. Я отбывал на войну. Так было нужно, как и посещение Царьграда. Нельзя не «поторговать» лицом там и не сделать важные заявления.

— Мы не можем это разрешить, но мы будем молить Господа о прощении, ибо над Святой Софией вновь будет водружён крест, — отвечали мне патриархи.

А большего и не нужно было. Всё, что происходило далее, это были лишь последствия, так… антураж. Всё важное уже случилось.

Спиридон Миронович Соболь, молодой, но очень грамотный издатель, публицист, журналист, заменивший, насколько можно заменить, Кузьму Минина, уже начинал объяснять собравшимся всё произошедшее. Его слушали, мало кто понял, почему патриархи кланялись, что вообще произошло.

— Коли кто нынче застолье учинит, да мяса поест али чарку царской водки выпьет, али с женой возляжет, то за него патриархи нашей христианской церкви молиться будут, дабы душа не очернилась, — сообщил народу Соболь.

Все… Будут пить. И не важно, что разрешение только на один день, все пойдут в блуд. И пусть, мне нужны людишки, много людишек. Вот сегодня и настрогают будущих верноподданных.

По последней Всероссийской переписи населения выходит, что у меня восемнадцать миллионов подданных. И пусть в эти цифры входят все переселенцы, казаки, калмыки, как и башкиры прислали кое-какие данные, тунгусы и иные сибирские народы — всё равно это много. Ну, как много? Если сравнивать с цифрами в этом же году, но в иной реальности, то да. Но в целом, когда Россия способна разместить вольготно и триста миллионов, а в ней проживает, как во Франции, но меньше, чем у османов… Короче, стремиться есть куда. Вот и путь разочек побалуют себя и собой жену, авось через девять месяцев в России подданных прибудет.

А после я выступил перед народом. Рассказал благую весть о Царьграде, что не отдадим его более супостату. Что я, именно я добился того, о чём мечтала ещё моя прабабка — София Палеолог.

— Москва — Третий Рим, а четвёртому не бывать! — выкрикнул я завершающую фразу своей речи, которая завтра появится в газете.

Я улыбался, наверное, дурацкой улыбкой, направляясь в Грановитую палату. Её в Кремле использует для важных мероприятий и патриарх, иногда и я. Вот как сейчас. Если уж прибыл в свой «старый офис», так чего же бежать обратно в новый.

— Собрались? — спросил я у Акинфия, который встречал меня у ворот Кремля.

— Так токмо что и пошли. Ты, твоё величество, погодь, а то ещё вперёд кого зайдёшь, — отвечал Акишка.

— А не груб ли ты со мной? — спросил я.

— Твоё величество, ну, сам же говаривал, что все эти политесы мешают мне быстро докладывать. Вот и без политесов, — отвечал Акинфий вообще бесстрашно.

Знает, что мне общение с ним, как отдушина, и что это позволяет воспринимать реальность чуть более критически. А то могу и удариться в умиление от лести и притворства.