Война (СИ)

— Заходи уже, не впускай ветер, — просипело оно. Приподнялось. Огонь подсветил черным и оранжевым лицо, похожее на кору дуба, глубже обозначив морщины; старая женщина, видно, была не моложе своей землянки.

— И правда монах. Сразу видно, лицо благостное, — скрипуче усмехнулась она. Брат Унно почувствовал себя неуютно. Вот уж точно, благостней некуда — обветренное, верно, в пятнах от мороза.

— Садись, грейся и ешь… святой брат.

— Да благословят небеса добрую матушку, — поклонившись, брат Унно осторожно принял миску, протянутую девочкой. В ней было негустое варево, и явно поделились своим, ладно если не последним… да, бедно живут здесь.

Кусок в горло не лез, но старушка ободрила:

— Да ты жуй, жуй. Тут вода талая да кора — такого добра полно.

Насчет коры это она зря, похлебка была из проса, и с какими-то вкусными травками. Поблагодарив, осторожно начал расспросы. Хозяйка оказалась словоохотливой, и откуда только силы на разговоры в оболочке, похожей на сухой лист?

— Муж мой охотником был, помер лет десять как. Сын помогал, ушел в прошлом году на заработки и пропал. Вот, внучка осталась. Старается, но толку с обеих нас — старый да малый. А я прихворнула что-то совсем, скоро помру.

— А как же соседи? Не в одиночестве же…

— Соседи-то есть, только муж всегда нелюдимом был, вот мы и жили отдельно. Они по одну сторону расщелины, мы по другую. Так и осталась — привыкла, и муж тут неподалеку схоронен. А нынешней осенью мостик вместе с оползнем и уполз… — она усмехнулась, длинными передними зубами напомнив старую белку. — По зиме и с той стороны не перебраться, до небес ближе, чем до людей.

Внучка, как и положено, в беседу старших не вмешивалась. Сидела возле бабки на грубо сколоченном табурете. Тихая девочка, светлая, как зорька — и работящая, видно. И все улыбается. Вот ему бы такую дочку. Ну, когда-нибудь будет. Вот только обет исполнить.

— Как зовут юную хозяйку? — обратился монах к девочке.

— Она не говорит, — прошелестела старушка. — Как четыре весны исполнилось, упала в ручей, перепугалась — и все, ни звука с тех пор.

— А к лекарям обращались?

— Какие тут лекари… тот, что из деревни напротив, только глазами хлопать горазд. А другие сюда не захаживали.

Кстати о глазах. В свете очага они у старушки были… интересные. Вроде бы густо-карие, но почему-то казались светлыми, так бывает с водой: темная глубина, а на поверхности блики. Чем-то монаха смущал этот взгляд, слишком живой для больной старой женщины. Верно, в молодости она была еще той сорвиголовой.

Едва рассвело, монах выбрался из землянки и оглядел окрестности. Хозяйка была права — меж ней и деревенькой, которая угадывалась по далеким дымкам, лежала такая расщелина, что без моста не одолеть. А мост… Часть его виднелась на той стороне. Брат Унно содрогнулся, представив, как по этой хлипкой штуковине перебирались люди.

Когда вернулся, его ждала очередная миска супа «из коры да хвои». Старушка была еще словоохотливей, чем вчера:

— Тяжко тут одним зимовать, ой, тяжко… Я уж приготовилась помирать — но вот подарок судьбы нам с внучкой.

Брат Унно насторожился.

— Пока не стает снег, останешься с нами. Я совсем без сил, да и малышку ветром качает, меня-то не жаль, а ей жить бы да жить… — хозяйка настороженно, по-беличьи повела носом и вдруг запричитала: — Хотя что это я, окаянная, от дел отрываю святого человека, совсем ума лишилась. Топай, топай отсюда по воле Сущего, а мы тут уж как-нибудь.

Вот зараза какая… замшелая! Но ведь права на свой лад.

Что делать?

Он пробурчал что-то невнятное, вновь вышел наружу, проветрить голову и обрести прозрачность помыслов. Обратился с молитвой к Заступнице, но никакого знака не последовало, и в мыслях яснее не стало. Если уйти, старушка точно не переживет морозный остаток зимы, да и самое начало весны теплом не радует. Девочка тоже слабенькая. Если остаться… проклятый пояс. Пока он на самом монахе, нежить бессильна что-либо сделать, но, если пряжка расстегнется случайно… Представилось, как упавший пояс быстро-быстро ползет к порогу, изгибаясь на манер дождевого червя.

— Не уползешь, скотина, — пообещал брат Унно, на всякий случая придерживая пряжку рукой. — Уж недостойный брат позаботится.

Глава 9

Неприметный человечек с длинным носом прожженного плута доставил послание ночью. Главный посол Риэсты предупреждал Камарена: готовься покинуть Хинаи. Вероятно, сразу отправят на родину. Не стоит находиться здесь, когда начнется война. Тепло разлилось по венам, когда прочитал — наконец-то домой, к жене, к детям. Обнять их, выдохнуть, устроиться у родного очага… Устал чувствовать занесенный над головой клинок. Вчера генерал Таэна почти открыто обвинил в шпионаже в пользу Столицы… это было настолько нелепо, что Камарен искренне удивился, видимо, тем и спас положение.

Но вот надолго ли спас?

Он устал. Еще немного, и начнет совершать промахи.