Оба мы совершенно забыли, что находимся посреди поля боя и вокруг идет сражение. И никто нам по странной прихоти судьбы не мешал.
Я схватил эльфа за ошейник и потянул в сторону. Тонкая шея согнулась. Небольшое усилие — и хрустнут позвонки.
— Не убивай меня! — просипел эльф. — Лучше возьми в плен!
— А на хрена ты мне там нужен? Кормить еще тебя…
— Договоримся!.. — выдохнул эльф, закатывая глаза.
Я ослабил давление.
Договоримся?
Он может знать полезные вещи, которые пригодятся в будущем. В крайнем случае обменяем его на наших пленных. На то, чтобы обменять его на Киру, надежды мало.
— Ладно, — согласился я.
И врезал кулаком по лицу. Не сильно, но росс моментально погрузился в глубочайший нокаут. Я и сам плохо осознавал свою чудовищную силу, подаренную допартом и собственным изменившимся организмом. И воздержанием вблизи самых сексуальных женщин (и биоботов) Поганого поля. Без преувеличения — я даже гриф олимпийской штанги согнул бы при желании.
— Полежи тут пока…
Я выпрямился, быстро огляделся. Удача — дама капризная, в любой момент может подвести. Пока на меня никто не обращает внимания, но долго это не продлится.
К удивлению, Отщепенцы держали позиции. Я уже разобрался, что наши стрелы не бьют током, но благодаря заостренным наконечникам пробивают плоть. Множество россов было ранено, с десяток улепетывало на байках, а Отщепенцы гнали их верхом. Несмотря на рев двигателя, байки имели “потолок” скорости, чтобы не превосходить лошадей. То есть наши возможности были примерно равны, несмотря на кажущуюся разницу в экипировке.
Кое-кто увлеченно фехтовал, кто-то бездыханными мокрыми грудами лежал на земле.
Если для россов эта договорная война — спорт, то спорт это в высшей степени экстремальный. В самый раз для пресыщенных от всего на свете россов.
Я потащил пленного за шкирку по траве — собирался положить его тихонечко возле малахитовой стенки и вернуться на поле брани. Глядишь, еще пленных возьму, и тогда у эльфа появятся соседи.
Пока доковылял до стенки, уложил эльфа и обернулся, ситуация в “соте” успела измениться. Отщепенцы, несмотря на кажущуюся неорганизованность, теснили врага, а россы отступали. Дождь к тому времени почти прекратился, черные тучи откочевали к горам, где угрожающе погромыхивал гром и посверкивали молнии. Выглянуло солнце, и стало душновато.
Я торжествующе завопил и побежал следом за бро и сис, размахивая саблей и высматривая своего коня.
И тут ситуация изменилась снова. Произошло замешательство среди Отщепенцев, они дрогнули и начали отступать. Среди россов тоже произошла перегруппировка. Разноцветные попугаи выстроились в линию, которая вытянулась клином. На его острие на байке несся росс — субтильный, лицо закрыто платком-шемагом и зеркальными очками, длинные красные волосы развеваются языками пламени и…
Нет, это был не росс, а росска! Женщина с обалденным телом, какое бывает только у суперфотомоделей после качественного фотошопа или в воображении художников типа Бориса Валеджо. Росска сидела на байке, наклонившись вперед, прильнув к нему грудью, а талия тоненькая-претоненькая, зато ноги — длинные и крепкие в обтягивающих штанах, и ягодицы такие, что глаз не отвести. Не представляю, как можно так сидеть на байке, но в позе было столько эротичности, что я на миг позавидовал байку.
Но самое потрясающее в этой диве было то, что билась она с восхитительным мастерством и остервенением. Вырубила на ходу одного Отщепенца электродротиком, сбила с коня другого веревкой с утяжелителями, полоснула третьего саблей… Она носилась по полю туда-сюда широкими зигзагами и расчищала пространство от неуклюжих волосатых варваров.
Я наконец заметил своего коня — уловил его В-сканером. Приманил Знаком Урода и вскочил в седло. Он не был ранен, как ни странно.
Собственно, я мог уже не биться. Себя проявил, даже пленного взял — для Секуляров достаточно. Галочка поставлена. Можно удалиться в сторонку и ждать, когда объявят перерыв на обед.
Но я слишком распалился после всего пережитого. В жилах бурлил адреналин и тестостерон, древний зов далеких предков-воинов звучал так громко, что заглушал голос разума. Не успев все обдумать как следует, я рванул вскачь к росской фурии с саблей наголо.
Понимаю: идиотизм. Но битва — это битва. Не хуже (точнее, не лучше) коллективного умопомешательства. Это как очутиться в центре беснующейся толпы или на трибунах футбольного поля. И битва, и толпа — это стихии, которые захватывают тебя целиком, и ты разучаешься думать.
Мы с фурией схлестнулись как два средневековых рыцаря. Клинки мощно ударились друг о друга — звон и искры! Мы разъехались, развернулись и снова начали сходиться. Кисть у меня побаливала от удара, но боль была терпимая. Сил у фурии немало — я это ощутил после одного-единственного удара.
“Включить боевой режим!” — крикнул я мысленно, не особо надеясь, что режим включится после слишком короткого перерыва. Но он вдруг включился.