Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Бомбу сняли с перекладины и положили на землю. Саперы отошли в окоп, а оба рабочих (говорили, что у одного из них была фамилия Токарев) стали очень осторожно выкручивать у бомбы сзади что-то: то ли винт, то ли гайку, чтобы удалить взрыватель. Мы все с большим напряжением смотрели из окопа на происходящее. И тут внезапно совершилось самое ужасное – бомба взорвалась. Во-первых, раздался страшный грохот с выбросом огня, дыма, осколков и частиц грунта с ее места, а во-вторых… отлетели в разные стороны части человеческого тела, брызги крови и остатки одежды. Все выскочили из окопа, и многие побежали кто куда. Мы же сначала подошли к образовавшейся при взрыве воронке и заглянули в нее через облако дыма, нюхая его специфичный запах. Затем отошли от воронки метров на шесть и увидели на зеленой траве, в луже красной крови оторванную от туловища голову человека в кепке, белую ляжку ноги погибшего с остатками брюк и кальсонов и другие разбросанные вокруг части тел обоих несчастных. Изуродованные останки людей я увидел впервые, не предполагая при этом, что скоро буду видеть подобное уже не раз, будучи на фронте.

Потрясенные увиденным, мы быстро возвратились к себе и рассказали коллегам о том, что произошло у леса возле Новоселок. Обедали мы все в этот день с очень плохим настроением. Большинство ребят молчали. Но никто не роптал. Без всяких возражений отправились после обеда на работу, которой оставалось еще на один день. Послеобеденная работа снова прошла беспокойно: опять пережили два минометных обстрела с перелетом и недолетом мин с правого берега Десны. Работу пришлось прекратить на два часа раньше, чем в остальные дни.

Наконец, наступил следующий – последний день нашей работы в данной местности. Это было, кажется, 23 августа. Появившись в этот день на грузовиках на рабочем месте, которое находилось недалеко от деревни Старое Сырокоренье возле леса на левом берегу Колозни, мы недолго покопались и почти полностью довели противотанковый ров до лесной опушки. Тем самым мы могли считать свою работу законченной. Но немецкий минометчик на том берегу Десны, вероятно, не захотел нас так просто отпустить: едва наше начальство сдало военному представителю готовый ров, как он «угостил» нас тремя обстрелами из миномета со взрывами мин далеко спереди, справа и сзади от места работы. Это было, наверное, также и последним его «приветом» студентам Московского института стали.

Затем на час раньше назначенного времени обеда вся институтская команда возвратилась в Зимницы, пообедала, отдохнула и подготовилась, как было объявлено еще до обеда, к завтрашнему отъезду на другое место в Смоленской же области.

На следующий день нас разбудили задолго до рассвета. Мы привели себя в порядок, кое-как позавтракали и, захватив с собой весь имевшийся инструмент, ведра и другие вещи, покинули свой гостеприимный сарай и уже опустевшую от жителей деревню Зимницы. Уехали на грузовиках по проселочной дороге на северо-восток – в сторону железной дороги, идущей в район Ельни.

В дни после отъезда из Зимниц все мы были сильно огорчены сообщениями с фронтов: Ленинградского, Юго-Западного, Южного и других. Тяжело переживали падение Киева. Однажды пришлось утешать плакавшего навзрыд Колю Тузова, услышавшего весть о том, что оставлен немцам его родной город Чернигов.

Дальше на других местах Смоленщины мы, кроме копки противотанковых рвов, много занимались и другими работами. В частности, приводили в порядок имевшиеся или делали новые грунтовые дороги для автомобильного транспорта и танков, строили ДОТы и ДЗОТы. Как и раньше, ночевать приходилось в сараях, зданиях животноводческих ферм и маленьких деревенских школах.

Последним было село Ямное. В день прибытия в него мы увидели, что в его центре один местный житель-пчеловод продает из липовой кадушки свежий жидкий пчелиный мед, цена которого была совсем малой – один рубль за стакан. Некоторые ребята этот мед приобрели и взяли себе в запас на несколько дней. При этом кто-то затеял спор: много ли пчелиного меда можно съесть без хлеба или выпить в один прием. Стали говорить: больше двух-трех столовых ложек невозможно. Я же, увидев, что мед очень жидок, подумал, что могу его сразу, словно воду, выпить целый стакан. И тут же сказал об этом ребятам. Те устроили спор со мной, заключили пари и купили для меня за свой счет стакан меда. Мне не осталось ничего другого, как быстро, залпом опустошить этот стакан и, таким образом, выиграть пари. Не помню, сильно ли тогда этим «героизмом» я удивил своих друзей. Хорошо хоть, позже мне не стало дурно от такого большого количества выпитого в один прием меда.