Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Затем на плацу занялись гимнастикой под командой полуграмотного и очень самодовольного старослужащего ефрейтора с прозвищем Метелкин, настоящую фамилию которого я не помню и поэтому дальше так и буду его называть. Далее в казарме мы умылись в небольшом умывальнике водой из-под кранов, оделись и стали ждать появления начальства.

Вскоре оно пришло и представилось: старший лейтенант – командир батареи и пожилой политрук – ее комиссар, лейтенант – командир взвода, старшина и два сержанта – писари. Они заявили, что мы все зачислены во второй взвод их батареи, и вызвали каждого из нас поочередно к столу. Здесь они ознакомились с нашими воинскими удостоверениями добровольцев, выданными в Москве, спросили лично у нас и записали в своем списке наши фамилии, имена и отчества, места рождения, образование и другие сведения и распределили нас по двум отделениям – теперь уже орудиям, как принято в артиллерии. Мы – все бывшие студенты МИС, а также Миша Волков и Ваня Борзунов – оказались в одном отделении. Лишь командир отделения – сержант, уже побывавший на фронте, раненный там и излечившийся в госпитале, – был не из наших. Остальные москвичи попали в другое отделение, в котором хозяйничал упомянутый ефрейтор Метелкин.

После окончания процедуры нашего определения в составе полка нас с вещами в первую очередь повели на завтрак, который, как и вчерашний ужин, был далеко не сытным, а потом – в большую городскую баню. Перед началом помывки мы сдали имевшееся на нас нательное белье, включая майку-безрукавку и трусы, и получили вместо него только ношеные, но хорошо отстиранные белые хлопчатобумажные рубашку и кальсоны.

Затем после окончания мытья нам, наконец, в бане же выдали настоящее военное обмундирование. В его комплект входили: зеленые, но тоже ношеные и стираные гимнастерка с отложным воротником, на обоих концах которого находились чуть темноватые полевые петлицы, брюки-полугалифе, узкий брючный ремень, старая серая солдатская шинель, широкий брезентовый ремень, форменная шапка-ушанка, рукавицы, портянки, зеленые обмотки и ботинки. Выдали также новый зеленый брезентовый вещевой мешок без накладных карманов сбоку.

Собственные рюкзак, пиджак от костюма, зимнюю шапку-ушанку, холщовую сумку с другими вещами и все прочие предметы переложил в выданный вещевой мешок, а темно-синие гражданские брюки навыпуск от костюма и цветастый джемпер надел соответственно под форменными брюками и гимнастеркой, которую перепоясал вокруг кожаным ремнем, подаренным мне в Москве одногруппником Димой Вершининым. Студенческий и комсомольский билеты, зачетную книжку и свидетельство о рождении переложил в правый нагрудный карман гимнастерки, а малогабаритный немецко-русский словарь – в левый. (Эти документы и словарь носились мною таким образом при себе даже на фронте и после него.) При этом оба кармана сильно топорщились наружу и с трудом закрывались зеленой металлической пуговицей, на которой была отштампована пятиконечная звезда, как и на всех остальных пуговицах. Лишь выйдя из бани в форменной одежде, мы почувствовали себя, наконец, настоящими военными.

90-й запасной зенитный артиллерийский полк, дислоцировавшийся на стадионе «Торпедо», являлся учебным. В течение полутора – двух с половиной месяцев в нем из необученных бойцов готовили артиллеристов-зенитчиков, которых потом отправляли главным образом на фронт, а частично – на защиту важных тыловых объектов, до которых могли долетать вражеские самолеты. Кроме того, полк имел в городе и в его окрестностях и на крупных предприятиях отдельные зенитные подразделения, защищавшие их от авианалетов противника.

Вся практическая учеба новичков в полку совершалась на поле стадиона, а теоретическая (изучение уставов и различных правил) и политическая – в помещениях.

Режим дня у нас на службе был, наверное, таким же, каким он существовал у военных во все времена. В 6 часов утра нас поднимали и заставляли в легкой одежде делать на поле стадиона зарядку, после чего мы умывались, тщательно заправляли свое ночное ложе на нарах, одевались окончательно и шли строем завтракать в столовую. Приняв пищу, возвращались в казарму, учились в помещении или на воле, обедали так же, как завтракали, снова учились и ужинали в столовой же между 19 и 20 часами вечера. После этого отдыхали и занимались личными делами (например, читали газеты и журналы или слушали радио в красном уголке, делали постирушки, брились, писали письма, пришивали белый подворотничок к воротнику гимнастерки), проходили вечернюю проверку, выстроившись, и в 23 часа ложились спать. Нередко приходилось бывать в карауле и стоять часовым возле какого-либо места, находиться в казарме дежурным или дневальным.