Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

В конце марта в батарее появилась возможность осуществления практических занятий с нашим основным оружием – зенитными пушками и пулеметами. А появилась она благодаря тому, что командование нашей войсковой части договорилось с командованием местных зенитных точек приводить нас к их орудиям и крупнокалиберным пулеметам ДШК 12,7 мм, установленным недалеко от нашего военного городка, и проводить на них тренировки, пока они стоят без дела при отсутствии налетов вражеской авиации на Горький и на другие объекты возле него.

Так, в начале апреля, когда стало тепло, нас повзводно несколько раз поводили по лесной тропе на небольшую поляну километрах в пяти от нашего военного городка. Здесь на постоянной позиции находилась установленная на земле батарея с хорошо замаскированными двумя 12,7-миллиметровыми пулеметами ДШК и двумя 37-миллиметровыми зенитными пушками. Их боевые расчеты каждый по отдельности очень уютно разместились в своих небольших землянках, где было тепло, светло и вместо деревянных нар стояли металлические кровати с настоящей, чистой постелью. В одной землянке, где мы побывали, на стене висели часы-ходики рядом с радиорепродуктором и большим зеркалом, а на столе стояли радиоприемник и… самовар. На полке, приделанной к стене, была выставлена эмалированная и фарфоровая посуда. На окне, выполненном в виде застекленной щели сверху землянки, висели белые занавески.

Между землянками находилась кухонька, которую издалека и особенно с птичьего полета легко можно было принять за шалаш. На деревьях возле землянок торчали скворечники, а на них уже распевали свои песенки первые прилетевшие скворцы. Вообще в лесу и вне его было полно чирикающих и поющих птиц, что вызвало у всех у нас глубокую тоску по мирной жизни.

Все бойцы и командиры этой батареи были аккуратно одеты и подтянуты, гладко выбриты и очень мирно настроены. Казалось, будто они живут совсем дома. Мы все сильно завидовали им, а Кусков даже заявил: «Вот бы и нам так провести все время на войне!»

Мы хорошо потренировались на обеих пушках, но вытаскивать их из позиции – окопа в земле и устанавливать обратно местные командиры нам не разрешили, чему все наши бойцы очень обрадовались, поскольку это была для них очень тяжелая физическая работа, а сил не было. Зато было легко работать с пулеметами.

Кстати, мы спросили у местных зенитчиков, часто ли им приходилось стрелять из своих пушек и пулеметов по пролетавшим немецким самолетам, и они ответили, что в ноябре и декабре прошлого года это случалось делать много раз, и особенно – по ночам, но в последнее время налетов уже почти нет. На вопрос, сбили ли они хоть один самолет, ответ был неопределенный. Они сказали еще, что где-то относительно недалеко от их позиций располагается зенитная батарея, бойцы в которой якобы исключительно молодые женщины и девчата. Но правда ли это, подтвердить не могут. (Только после войны мне стало известно, что в нашей стране повсеместно в тылу успешно работали чисто женские зенитные батареи.)

10 апреля представитель командования 199-й отдельной танковой бригады, батальонный комиссар, о котором я говорил выше, дал нам знать, что наш отъезд на фронт может состояться уже в ближайшие сутки. Это подтвердилось соответствующими фактами. Так, дня за два до сказанного прислали в наш военный городок служить вместе с нами нескольких шоферов-водителей, которые по идее должны были на фронте везти на грузовиках боевые расчеты орудий и снаряды к ним, а главное – тащить за собой прицепленные сзади орудия. А кто-то из шоферов был намечен также для обслуживания легковой автомашины, в которой будут ехать командир и комиссар батареи и еще кто-либо.

В те же дни всему личному составу батареи выдали так называемый «медальон смерти». Он был предназначен для опознавания личности погибшего или раненого военнослужащего. По существу данный предмет был вовсе не медальоном, как таковым, а скорее всего – обыкновенной черной эбонитовой капсулой, восьмигранной снаружи и цилиндрической изнутри. Она имела длину 50 мм и наружный диаметр 12 мм. Состояла из двух частей: длинной с наружной резьбой на одном конце и короткой (головки или колпачка) с внутренней резьбой. Обе части навинчивали плотно друг на друга так, чтобы вода или сырость теоретически никогда не могли попасть в образовавшуюся таким образом единую капсулу, внутрь которой предварительно помещали свернутую в рулончик бумажку. На этой бумажке каждый написал чернилами (а надо было бы карандашом, так как он дольше противостоит сырости) сведения о себе – фамилию, имя и отчество, год рождения, домашний адрес, адрес военкомата, призвавшего военного на службу, и главное – адрес близкого человека, кому следует сообщить о возможной гибели владельца капсулы. Хранили капсулу в брюках – в их потайном карманчике в виде щели, предусмотренной сверху с левой стороны на поясной части.