Война солдата-зенитчика: от студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941–1942

Я узнал в эти дни от комиссара, что наша 199-я отдельная танковая бригада вместе с соседней с нами, 198-й бригадой входит в состав 6-й армии Юго-Западного фронта, которым командует маршал С. К. Тимошенко. Кто командует 6-й армией, он не сказал. (Да это меня, как и моих многих рядовых коллег, вовсе не интересовало.) Далее от комиссара я под большим секретом выпытал, что скоро 6-я армия вместе с другими армиями и отдельными крупными войсковыми группами, вероятно, должна будет перейти в наступление против немцев, имея конечной целью освободить от них город Харьков. Первой конкретной целью армии является, по-видимому, обход с юга сильно укрепленного врагом города Балаклея на левом берегу Северского Донца и движение дальше на северо-запад за Харьков.

…Кстати, лишь через несколько десятков лет я из литературных источников узнал, что тогда нашей 6-й армии противостояла 6-я же армия немцев, которой в то время командовал генерал-лейтенант танковых войск Фридрих Паулюс. Позже, 31 января 1943 года, он был произведен в генерал-фельдмаршалы и пленен в тот же день в Сталинграде. Обе 6-е армии бесславно закончили свой боевой путь, в основном оказавшись в плену у противника…

…Однако и без объяснений всем было ясно, что наша танковая бригада является одним из многих крупных войсковых соединений, которые в настоящее время накапливаются для перехода в большое наступление.

На третьи сутки почти рядом с тем местом, где мы выгрузились с эшелона, нас с обеими пушками, прицепленными к приданным нам английским грузовым автомашинам «Бедфорд», отправили дальше на юго-запад – в глубь большого лесного массива. Сначала ехали не менее часа по открытой (нелесной) и, кстати, неплохой проселочной дороге, проходящей через какое-то село, а потом проехали по плохой дороге, проложенной внутри самого лесного массива. Остановились в лесу же возле самого края низкого левого берега реки Северский Донец.

Здесь так же, как и раньше, мы отрыли для себя защитные окопы, а для командного состава – еще и благоустроенную землянку. Жить все бойцы расположились в шалашах, среди уже полностью распустивших свои свежие листья деревьев смешанного леса. Недалеко от шалашей установили, хорошо замаскировав ветками, оба орудия. В метрах пятидесяти от шалашей определили участок, куда можно будет ходить в туалет между деревьями. С нетерпением ожидали, скоро ли привезут нам еще две пушки, которых батарее недоставало.

Где-то в глубине леса разместились санитарная часть и несколько полевых кухонь, а также склады с продовольствием и снабженческие автомашины. Всеми кухнями распоряжалось непосредственно командование танковой бригады, причем отдельные из них оно прикрепляло для обслуживания какого-либо ее конкретного подразделения, включая, конечно, и нашу зенитную батарею. Почти все кухни располагались по возможности вместе, чтобы облегчить работу поварам. Таким же образом обстояло дело с кухнями и со всем блоком питания во многих местах, где мы в дальнейшем оказывались.

Горячую пищу из кухонь и прочее довольствие (хлеб, сахар, консервы в банках, концентраты в бумажных пакетах, водку, махорку, редко – папиросы, а также другие вещи) из соответствующего склада мы почти всегда получали не непосредственно каждый себе, а только на весь взвод или огневой расчет, посылая для этого двух-трех дежурных бойцов с тремя-четырьмя ведрами, бачками или большими кастрюлями и мешками (а вместо них нередко полотнами брезента или плащ-палатками).

К сожалению, прибытие на фронт не привело, как мы ожидали, к резкому увеличению количества и улучшению качества получаемого нами пищевого довольствия. Совсем новым стало то, что иногда стали давать каждому перед обедом по сто граммов водки, которую мы разливали из большой стеклянной или металлической тары по отдельным кружкам. Увеличили до 1000 граммов ежедневную порцию хлеба, но его по-прежнему давали только черный и часто несвежий. Не было и в помине колбас, сливочного масла, шоколада, жидких молочных продуктов, свежих фруктов и овощей. Каша была в основном пшенной, сваренной, как правило, из неочищенной или плохо очищенной от примесей крупы. В тех условиях, когда получение пищи из полевой кухни было невозможно, давали с собой банки мясных и рыбных консервов и пачки концентрата из пшена, чтобы мы могли сами приготовить из него кашу в своих котелках. Конечно, были клюквенные и прочие кисели и компоты из сухофруктов. Много раз вместо хлеба обходились сухарями. В общем, мы по-прежнему, как и в тылу, оставались все время голодными, если вовсе не теряли аппетит, заболев или подвергнувшись сильной нервной встряске при сложившихся крутых обстоятельствах.

В качестве курева получали главным образом махорку в коричневых бумажных пачках и нередко – уже нарезанную до нужных размеров белую бумагу или куски газеты для свертывания из табака цигарок и «козьих ножек». Спички для зажигания курева каждый добывал себе сам, или кто-то пользовался вместо них примитивной зажигалкой с камушком, трутом и кресалом.