Война среди осени

Молодая служанка привела его в главную комнату. Там было сумрачно, горел только огонь в очаге. Отсветы пламени танцевали на стенах и на лице Лиат, которая сидела, уставившись на угли. Волосы у нее растрепались, прическа стала похожа на воронье гнездо. Исцарапанные руки дрожали.

— Я не нашла… не нашла…

— С Найитом все хорошо, — успокоил Маати. — Он спит у меня дома.

Вопль, который испустила женщина, его испугал. Она не подошла, подлетела к нему, схватила, обняла. Тут же отпрянула и врезала кулаком по плечу.

— И долго он у тебя сидел?

— С тех пор, как войско вошло в город, — ответил Маати, потирая руку. — Он привез мне книги, которые удалось найти в селении. Пока я их перебирал…

— И ты не послал за мной? Вокруг что, нет ни одного слуги, чтобы передать мне весточку? Я все сердце истерзала. Думала, он погиб. Или пустился в погоню за гальтами вместе с Отой. А вы все это время сидели и говорили о книгах?!

— Он цел и невредим. Я укрыл его одеялом и сразу пошел к тебе. Его надо накормить, когда проснется. Отнеси ему супа. Вина.

Лиат утерла слезу тыльной стороной ладони.

— Цел? — переспросила она тихо.

— Он голоден и очень устал. Но ведь это не смертельно.

— А что у него на сердце? Ты ведь с ним говорил. Как он…

— Не знаю, родная. Я ведь не его мать. Отнеси ему суп. Поговори. Ты поймешь лучше меня.

Лиат кивнула. По ее щекам текли слезы, но Маати знал, что это всего лишь страх нашел путь наружу. Все пройдет, когда она снова увидит сына.

— Куда ты собрался? — спросила она.

— К Семаю.

Ночной холод обжигал кожу. Лето шло на убыль, ему на смену катилась осень. Обитатели дворцов, которых изредка встречал по пути Маати, бродили по коридорам, будто призраки. Они приветствовали его почтительными позами, формальными или дружескими, в зависимости от положения, однако у слуг и придворных на лицах читалась одна и та же мысль. Вести о разгромленном войске распространились по городу, и каждый знал, что дай-кво погиб, а враги торжествуют. Последний отсвет сумерек давно погас. Тропинки погрузились в непривычную темноту. Никто не зажигал светильники. От факелов остались лишь обугленные головни. Во мраке над головой поднимались величественные дворцы, гулкие своды залов. Только дрожащие ниточки света за плотно закрытыми ставнями, указывали, что в покоях кто-то есть. На ветках деревьев покачивались пучки сухих трав, перевязанные траурными лентами — подношения богам. Стяг, возвестивший о приближении войска, все еще колыхался на вершине башни. Теперь он был серым, обесцвеченным темнотой.

Маати прошел пустынные сады и вдруг заметил, что улыбается. Он как будто стоял особняком. Отчаяние, охватившее город, его не касалось. И даже придавало ему сил. Никто в Мати не знал, как справится с наступающей грозой, как ее предотвратить. Никто, кроме него. Он один сумел бы всех спасти, а если городу суждено было погибнуть, Маати собирался сражаться до последнего. Он понял, как нужно поступить, обрел надежду. Вот почему шаги его были легки, а кровь быстро бежала по жилам.

Не этот ли странный восторг чувствовал Ота в те годы, пока жил под чужим именем? Может, умение держаться чуть в стороне от остального мира и давало ему такую уверенность, подумал Маати.

Но нет. Не стоило поддаваться обману. Как бы ни опьяняла Маати радость, его трезвый ум понимал, что это всего лишь страх, который рядится в яркие одежды.

Дверь Семая оказалась не заперта. Внутри мерцали золотом свечи. Маати, пыхтя, поднялся по ступенькам и вошел, не заботясь о том, чтобы постучать или позвать хозяина. В доме пахло перегнанным вином и благовониями с тяжелым ароматом земли, которые обычно жгли в храмах. Маати нашел Семая в самой дальней комнате. Глаза у поэта были красные, в ладонях покоилась чаша вина. Скрестив ноги, он сидел на полу, созерцая стоящую перед ним табличку, символ порядка и хаоса — вязь перламутрового узора, инкрустированную в мореное палисандровое дерево. Подняв глаза, Семай неуклюже попытался изобразить позу, о значении которой Маати мог только догадываться.

— Ты решил обратиться к религии? — спросил он.

— Хаос рождается из гармонии, — ответил Семай. — Разве сейчас не подходящее время, чтобы над этим задуматься? Нам не на кого больше надеяться. Только на богов.

Маати провел пальцами по табличке, толкнул ее, и она повалилась на пол, хлопнув, точно упавшая со стола книга. Семай моргнул от неожиданности. Он не успел слова сказать, как Маати выудил из рукава коричневую книжицу в истрепанном кожаном переплете и бросил ее на колени поэту. Вернулся в переднюю, закрыл дверь и подбросил угля в очаг. Отыскал кастрюльку, фляжку чистой воды и брусок прессованных чайных листьев. Хорошо, что у них есть чай. До рассвета он пригодится. В каменной подставке для благовоний Маати обнаружил горку пепла и выбросил его за окно.