Война - судья жестокий

Вася оказался наблюдательным. Он подробно рассказал, как Столбун, едва дождавшись заместителя командира полка по артвооружению, запросто проскочил в его кабинет. О чем они говорили, неизвестно, но минут через десять сам подполковник Хомутов заявился в строевой отдел собственной персоной и, поскольку начальника еще не было, отдал распоряжение писарю подготовить все бумаги для командировки прапорщика в Ханкалу на десять дней. Вася пробовал возразить, что без разрешения старшего лейтенанта не имеет права, но подполковник прикрикнул: делай, мол, что велят, а со старлеем он как-нибудь сам разберется.

— И что интересно, — сказал Вася с ухмылкой, — подполковник не покинул отдел, пока я не выписал все бумаги. А потом дождался старшего лейтенанта, у которого штампы и печать, и лично понес на подпись начальнику штаба. Зачем было так торопиться, не пойму. Поезда на юг идут вечером, их расписание на стене висит…

Я сразу усек, что сообщенная Васей информация не из простых и наверняка заинтересует капитана Шелеста. Поведение двух наблюдаемых лиц выглядело подозрительно и вызвало, по крайней мере у меня, недоумение. Похоже, Столбуна действительно постарались убрать подальше от следователя, зная, что из района боевых действий военного человека, выехавшего на задание, так скоро назад не вернешь… Когда я высказал свои соображения Шелесту, тот засмеялся:

— Ты делаешь успехи, Костя. Может, со временем из тебя выйдет неплохой сыскарь. Тебя, случайно, не привлекает такая стезя?

Я сделал вид, что не понял комплимента, хоть было приятно. И в свою очередь спросил:

— Что получается? Между подполковником и прапорщиком сговор?

— Не делай скоропалительных выводов, Костя, — охладил мой пыл Шелест. — У Столбуна могли быть веские аргументы для оправдания срочной командировки в Чечню. События ведь там разворачиваются нешуточные.

В душе Шелест, как мне показалось, был со мной согласен. Уж больно происшедшее смахивало на сговор. Но капитан действовал по принципу поспешай медленно и все подвергай сомнению. Это, сказал он, закон следовательской работы. Вообще он был большим умницей. За несколько дней моей с ним работы я получил немало неожиданных уроков. Один мне запомнился особенно.

Читая газеты, слушая радио, я был убежден, что у нас построено демократическое общество, а развитие страны в посткоммунистический период идет во благо народа, хотя и не без серьезных изъянов. Но когда я высказал это Шелесту, он скептически хмыкнул.

— Говоришь, у нас уже демократия? — сделал капитан ударение на слове «уже». — Только какая?..

Он не стал развивать свою мысль, и я впервые задумался: к чему привело десятилетие демократических реформ? Если судить по большому счету, то в сухом остатке мы получили потерю значительной части страны, умудрились подорвать экономическую и военную безопасность России, утратили многие геополитические преимущества великой державы… Исчезла значительная часть национального производства, остановилась его модернизация. Государство фактически разрушается, теряет научно-технический человеческий потенциал. Подорвана вера россиян в себя, в свое Отечество… Вот до каких выводов я в конце концов добрался и, осмелев, высказал их Шелесту.

— Вот видишь, Костя, — улыбнулся он, — оказывается, умеешь анализировать. Еще один плюс в твою пользу.

Капитан думал примерно так же. Просто положение не позволяло ему вольные высказывания в разговоре с солдатом. Но мне-то все до лампочки, могу говорить, что хочу. И я пошел дальше, намереваясь задеть капитана за живое.

— Если честно, — сказал я, — то ельцинская революция была просто бесчеловечна.

— Это почему? — спросил Шелест, явно подталкивая меня к откровенности.

— А что она дала? — задал я встречный вопрос. — Казнокрадство разрослось до невероятных размеров, взяточничество, коррупция процветают. Читаешь газеты или смотришь по ящику — там такие разоблачения, хищения на миллионы «зеленых», а хапуги остаются на свободе. Разве раньше такое было? Если появлялась критическая статья, реакция на нее наступала быстрая и реальная, а теперь даже рубрика «По следам наших выступлений» исчезла напрочь!

— Знаю, Костя, что ты ждешь от меня… Мириться со сложившейся обстановкой нельзя. По большому счету, надо спасать Россию, и кто-то должен разгребать эти авгиевы конюшни. Не перевелись еще честные люди. На них и ложится грязная работенка. Именно этим мы с тобой сейчас и занимаемся…

Абстрактные разговоры вернули меня к нашему расследованию. После удачных находок и неожиданных открытий, завершившихся длительным допросом Хомутова в прокуратуре, не давшего, как ожидалось, желаемого результата, наступило затишье. Дело, на мой взгляд, начало пробуксовывать.