Война - судья жестокий

— Похоже, — пробубнил Букет. — У них банды мелкие, а тут такая махина…

— Вы оба ошибаетесь! — Тенорок принадлежал Леве Арончику.

Наш диалог с Букетом проходил у входа в темную палатку, где солдаты взвода давно спали. Бодрствовал лишь Лева.

— Скажите пожалуйста, — хихикнул Букет. — У тебя, оказывается, есть собственное мнение?

— Есть! — Лева пропустил насмешку Витальки мимо ушей и спокойно продолжил: — Вы расхолодились, как и остальные. Сначала ждали от чеченцев каверзы, а теперь решили, чего зря гоношиться. На нас, таких сильных, никто не посмеет напасть.

— Разве не так?

— Категорически нет. Как у вас все просто получается, прямо по арифметике Пупкина с картинками. А боевики только того и ждут, чтобы русские окончательно почили на лаврах. Вот тогда они ударят, и мы на собственной шкуре почувствуем расплату за потерю бдительности.

— Типун тебе на язык, Левка, — зашипел Букет.

А я вдруг понял, что Арончик прав… То, что он неглупый малый, было очевидно сразу, когда парнишка появился в роте. Был он хилым, бегал плохо, на турнике висел сосиской, на марш-броске вечно отставал. Приходилось брать на буксир, вешая на себя его оружие, вещмешок, противогаз. Таких всегда презирают и обижают, а мне Левку стало жаль. Я за него заступился пару раз. Со мной особенно не поспоришь. Приемами самбо у нас в роте обладали еще пару человек, а силачи вроде Зарубина умеют только кулаками махать. Короче, с разгильдяем Иванцовым предпочитали не связываться, отстали поэтому и от Арончика.

Однако подружились мы позднее, когда Левка тоже стал участником художественной самодеятельности. До армии он окончил музыкальную школу и неплохо бацал на фортепиано.

— Не нравится мне теория этого хиляка, Костя, — пробубнил Букет. — Где только он ее раздобыл? Может, побывал в стане врага?..

С сарказмом Виталька на сей раз явно переборщил. Арончик дело говорил, но убедить Букета не удалось. Впрочем, и он был по-своему прав. Только жизнь нас могла рассудить.

— Хватит спорить, братцы, — примирительно сказал я. — Время покажет, на чьей стороне истина, а сейчас полночь — пора на боковую. Сом поднимает рано.

Но Букет должен был оставить за собой последнее слово.

— Голову даю на отсечение, что нас еще долго никто не потревожит, — заявил он безапелляционно.

— Поберег бы свои мозги, призванные выполнять мыслительную функцию, — отозвался Лева, натягивая на себя простыню.

Прошло несколько дней. Все по-прежнему было спокойно, хотя доходили слухи, что на юге идут ожесточенные бои. Банды Басаева все чаще нападали на гарнизоны и особенно на проходящие армейские колонны. Базирующиеся рядом вертолетчики рассказывали, что чуть ли не ежедневно приходится вывозить из горных районов груз «200». Услышав скорбную весть, мы молча снимали головные уборы, отдавая последнюю честь павшим. Кто знает, может, и нас вскоре ждет та же участь…

В эти дни произошло одно событие. Проходя мимо штаба полка, размещавшегося в обширной палатке, я вдруг увидел знакомую фигурку. Вначале глазам своим не поверил, потряс головой, чтобы отогнать наваждение. Это было невероятно, но видение оказалось явью. Передо мной стояла моя «француженка» Надин, такая же тоненькая и невообразимо красивая. Только одета была необычно: в гимнастерке с погонами сержанта, перепоясанная широким ремнем, подчеркивающим талию, в короткой юбчонке цвета хаки и хромовых сапожках.

Мы бросились друг к другу и лишь в последний момент сдержались, чтобы не обняться. Кругом были люди. Отменно бы выглядел солдат, облапивший жену командира роты!

— Ты? Каким ветром? — Изумлению моему не было предела.

— Попутным! — В глазах Надюши запрыгали озорные чертики. — Я окончила курсы связистов и упросила военкома призвать меня на время чеченской кампании. Жена должна следовать на войну за мужем. Чем плох поступок?

Я усмехнулся. Взгляд Надин стал укоризненным, и я устыдился. За кем помчалась вдогонку шальная девчонка, мне было точно известно.

— Ты, я вижу, не рад? — спросила.

Я был не просто рад. Я был безумно счастлив. Видеть ее — что могло быть прекрасней. Но, несмотря на некоторую романтичность, я все же был реалистом. Там, на зимних квартирах, мы еще могли скрывать свою связь, хотя кое-что становилось явным. Появились первые признаки приближающейся грозы, и только отъезд в Чечню помешал ей разразиться. А тут?.. Что будет тут? Как сумеем мы тайно встречаться? Ведь идет страшная война!.. Увы, Надин сделала безрассудный шаг.

С такими невеселыми мыслями, но в радостно возбужденном встречей состоянии пребывал я в тот день. Первым заметил, что со мной творится неладное, Левка Арончик. Вечером после ужина, когда мы остались в курилке вдвоем, он спросил:

— У тебя неприятности, Костя?

— Наоборот, — возразил я фальшивым тоном, — настроение самое радужное.

— Не ври, тебя глаза выдают. Может, поделишься?

Наверное, никому другому я бы ничего не рассказал, но Арончик не из болтливых, да и давно догадался о наших с Надин отношениях. Видел, как мы на репетициях смотрели друг на друга, как разговаривали.

— Ну и ну, — вздохнул он, выслушав мою сбивчивую исповедь. — Как же вы теперь?