— Да, дорогой друг, возня с этими новозеландскими каннибалами маори уже подходит к концу. Дела Грея там завершаются, и Её Величество может счесть необходимым переместить своего верного слугу обратно в Кейптаун. Лорд Пальмерстон уже намекнул ей на это, да и Дизраэли не высказал возражений. Решение ещё не принято, но оно близится. И если к тому времени, как столь нежелательные слова прозвучат, мы с вами не сможет оправдаться действительно значительными успехами… Боюсь, что тогда проект «южноафриканской федерации» состоится так, как мы бы не хотели.
— Этого не хочу я по понятной причине, — не медля, ответил Баркли. Но добавил то, что вновь охарактеризовало его именно как экономиста и управленца мирного времени. — Ведь вы, Бульверы и Бульвер-Литтоны, давно в хороших отношениях с семейством Греев. Почему тогда всё это?
— Политика, Генри, — развел руками лейтенант-губернатор, изображая пускай и не предельную доброжелательность, но заинтересованность в союзнических отношениях. — Я хочу расширить Наталь за счёт зулусских земель и стать настоящим губернатором, отбросив столь досаждающую «лейтенантскую» приставку. А желаемое Греем создание федерации, образование нового вице-короля… пусть всё это будет, но несколько позже, когда и я достигну своих целей, да и вы укрепите своё положение при дворе Её Величества Виктории достаточно долгим и успешным губернаторством в не самой плохой колонии. Как видите, у нас с вами общие интересы. Но для этого необходимо не сидеть в креслах, почивая на лаврах… если они вообще у нас есть. Необходимы активные и срочные действия, с которыми поодиночке не справится ни один из нас. Вы же согласны с этим?
О да, Генри Баркли был согласен, что и поспешил подтвердить. Точнее сказать, активно действовать он особенно не хотел, зато не возражал, если эти самые действия станут предпринимать другие. Оставив ему то, с чем он умел справляться, то есть экономику. Однако именно это и хотел получить от временного союзника лейтенант-губернатор Наталя. Поддержку финансами, людьми, ну и имеющиеся у губернатора Капской колонии связи должны были усилить имеющееся у него в Лондоне влияние. В основном, конечно, не личное, а дяди, посла в Американской империи, но это уже частности.
— Зулусы разбиты, бегут, их страх перед бурами становится всё сильнее, — раскрывал перед Баркли часть доселе скрытых в «руке» карт лейтенант-губернатор. — Купленные мной дикари в нужное время уже должны были сказать Мпанде и Кечвайо, что единственное их спасение — обратиться к нам, представителям великой и могучей Британии. Что только мы можем спасти их от полного военного краха. Помочь удержать за собой хотя бы часть Зузуленда. Признать, появиться тут, в Дурбане, после чего подписать договора о переходе под покровительство Её Величества. Но не простом, а при котором у этих дикарей останется от власти … Почти ничего от неё не останется. И ещё гриква.
— А что гриква?
— Тоже… как бы независимое их государство, этот Грикваленд, — поморщился Бульвер. — И их лидер или вождь, капитан Кок, он уже полностью покорен и готов делать то, что приказывают. Можем и ещё нескольких туземных корольков добавить, чтобы всё выглядело внушительнее. Дикари сразу нескольких «королевств» в едином желании оказаться под властью британской короны. Это можно и нужно обыграть. Особенно в прессе. И ещё есть Оранжевая республика…
— Это как раз идеи Грея!
— Частью из которых мы должны воспользоваться в своих целях, — расплылся в улыбке Генри Бульвер. — Не зря же именно у вас, в Капской колонии его любили и в бытность губернатором, и сейчас, спустя годы после отъезда. Я слышал даже памятник прижизненный не последние джентльмены колонии в Кейптауне поставить намерены. Деньги собрали, малую модель скульптор создал и даже надпись готова. Как оно там? Ах да! Во славу губернатора, который своими высокими качествами как христианина, государственного деятеля и джентльмена, заслужил любовь всех сословий и который своей глубокой преданностью лучшим интересам Южной Африки, умелым и справедливым управлением заслужил похвалу и признательность всех подданных Её Величества в этой части её владений. Показательно и примечательно, на зависть многим и нам с вами более других.
Зависть. Досада. Готовность из всех имеющихся сил противодействовать влиянию бывшего губернатора. Именно эти чувства легко читались на лице Баркли. Казалось, нынешнему губернатору Капской колонии напрочь изменило всё подобающее джентльмену хладнокровие и выдержка. Только именно этого Бульвер и добивался. Показать себя союзником губернатора. Затем изложить уязвимую позицию последнего, после предложить путь выхода из не самой простой ситуации… ну и как завершение — разъярить собеседника, но при этом перенаправив эту самую ярость на их общего соперника. Смысл именно такой последовательности? Заострить внимания на одних аспектах и как бы убрать в тень другие, внимание к которым от ситуационного союзника на ранних стадиях плана могло оказаться слишком вредным.