Он дождался ухода официанта и рассказал Поппи все, начиная с краткого резюме своей жизни до перехода в Эльфландию. При этом он избежал искушения и не стал заниматься лакировкой действительности, ограничившись фактами: тридцать лет, работа незавидная, неплохой музыкант, довольно неуклюж в отношениях с другими, особенно в близких. Настроения Поппи он не мог разгадать, поскольку она все время сохраняла на лице чопорную цветочную маску. Она понемножку пила вино, понемножку ела и слушала, но то, что думала, оставляла при себе. Он рассказал, как нашел рукопись Эйемона, как явилась к нему летуница, а следом за ней – ходячий мертвец. Рассказал, как неожиданно для себя очутился в стране, о существовании которой даже не подозревал.
Когда он дошел до того, как Кочерыжка привела его в дом Нарцисса, прилив адреналина иссяк, и голод вновь дал о себе знать. Он выбрал блюдо, внушавшее наименьшие опасения, подцепил кусочек длиннозубой вилкой и отправил в рот. К сочетанию сладкого и мускусного он привык не сразу, но разрядка долго копившегося ужаса послужила хорошей приправой. Он досказал свою историю до конца, предусмотрительно умолчав о Пуговице, его деятельности и планах – он не имел права ставить под удар гоблина и его соратников, даже если доверял Поппи целиком, – а попутно налегал на кобольдовские деликатесы. Многоножки под соусом на миг застопорили его, но он воздвиг на тарелке целую гору из всего остального, перемежая едой чуть ли не каждую свою фразу.
Поппи, дослушав до конца, помолчала, допила вино, взяла со стола сумочку и встала.
– Вы уходите? – испугался он. Распустил язык – а вдруг она со злости выдаст его?
– Только в туалет. Можно?
Он кивнул. Могла бы как-то успокоить его, заверить, что звонить никому не станет. А то сиди тут, как идиот, и жди, когда нагрянут констебли со своими осевиками. Но если он хочет удержать Поппи, придется довериться ей, ничего не поделаешь. Другие умирали и за менее достойные принципы – он, правда, предпочел бы остаться в живых.
Это были, пожалуй, самые долгие десять минут, которые он пережил после того, как выбрался из горящих развалин дома Нарцисса. Он пил воду, размазывал по тарелке кобольдовскую кулинарию и очень старался не обращать на себя внимания. Увидев, как она возвращается по проходу, он подумал одновременно о двух совершенно разных вещах:
«Ну так как, идиот я или нет? Вдруг она заключила с папочкой сделку – ее свобода в обмен на мою?»
и:
«Как она все-таки хороша».
Поппи села, не глядя ему в глаза.
– Я хотела бы знать одну вещь. Мне это необходимо. Вы пришли сюда, чтобы заручиться моей помощью для спасения вашей подружки?
Тео пожалел, что не заказал себе выпивку.
– Да. Это не единственная причина, но я действительно надеялся, что вы мне поможете. Она была мне больше чем другом. Я хочу сказать, что она спасала мне жизнь, и не раз.
Поппи медленно кивнула.
– Вы сказали, что это не единственная причина.
– Вы мне нравитесь, Поппи. Всегда нравились. Увидев вас в лагере, я понял, что... что мне вас недоставало.
– Если вы хотите меня обдурить, Тео-как-там-ваша-фамилия, – прищурилась она, – то помните, что в этом деле вы новичок. Если вы мне наврали, я сделаю с вами такое, что этому гаду Чемерице даже не снилось. – Она нова потупилась, глядя в стол. – Я ничем не могу помочь вам Тео. Если бы я даже вернулась домой – а я никогда не вернусь, – меня ни за что не пустят в семейные покои Чемериц после того, что я там устроила. Но ваше желание спасти летуницу мне понятно, хотя она просто вредная маленькая стервочка. Поэтому если хотите уйти прямо сейчас, так и скажите. Можете не беспокоиться, я вас не выдам. Но если вы будете лгать и притворяться, что неравнодушны ко мне, полагая, что меня все-таки можно использовать, вы пожалеете о том, что мы вообще встретились. Я не шучу. Вам все ясно?
Он испытал такое облегчение, что чуть не засмеялся.
– Очень уж вы грозная для своих ста пяти лет. Держу пари, тому молодому огру до сих пор кошмары снятся.
– Огру? Какому огру? – удивилась она.
– Вы помните, как выкинули меня из машины после нашего въезда в Город? – Веселья у Тео поубавилось – сам он до сих пор вспоминал тот вечер с неловким чувством. – Я вас обрадую: Кочерыжка обозвала меня дебилом за то, что я так обошелся с вами.
– Что такое «дебил»?
– Простите. Это словечко из мира смертных. Идиот. Круглый дурак.
– Я надеюсь, вы сумеете ее спасти. Она здравомыслящая девушка.
– Вот женщины! Горло готовы перегрызть друг дружке, но в том, что мужчины свиньи, вы все заодно.
– Потому что мужчины и есть свиньи. – Улыбка начинала прокрадываться на ее губы, но Поппи, чувствуя, видимо, что пускать в ход этот род оружия еще не время, опять обрела серьезность. – Итак, вы мне верите? Относительно того, что я не смогу помочь вашему другу?
– Верю, но стараюсь пока не задумываться над этим. Чувствуешь себя последним подонком. Я-то сижу за столиком в ресторане, а она в бутылке.
– Если они хотят получить вас, то ничего ей не сделают. Кому нужна какая-то летуница?
– Вы в самом деле так думаете?