– Поппи? – Имя он вспомнил, но что-то казалось ему неправильным, и перед глазами стояла какая-то пелена, как там, на дне озера. У нее не стало бровей – вернее, они были, но очень светлые, почти невидимые. Это придавало ее лицу вид белого овала, как у японской гейши. Только одно он знал твердо: видеть ее было достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. – Поппи, я что...
– Все хорошо, Тео. Ты жив! – Она села на то, на чем он лежал, – оно колыхнулось, и он чуть не полетел обратно в зеленую глубину, – и поцеловала его в щеку. Потом обняла его, и он закряхтел от боли. – Ой, прости.
– У меня что, ребро сломано? – Тео пытался разобраться, где он находится. В палатке? Свет, во всяком случае, давали только колдовские огни. Когда другая женщина вышла, свет показался еще в чем-то вроде дверного проема, но у Тео не было сил поднять голову, чтобы это проверить. – Что еще не так? Пошевелиться не могу, так все болит.
– Толком никто не знает. Ты весь в синяках, но они уже сходят. Герцогиня хорошо с тобой обращалась.
– Герцогиня? – В голове не брезжило ни единого воспоминания на этот счет – ее наполняло что-то другое, отзывавшееся постоянной, болью.
– Та, у которой ты гостил. Русалка. О, Тео, я уж думала, мы никогда не получим тебя назад! – Она снова обняла его, и он решил, что ради этого удовольствия стоит потерпеть боль в боку.
– Что произошло? – Он начинал припоминать столб лилового света и страшные крики... но чьи? – Да. Чемерица погиб. И маленькое чудовище тоже. – Выражение лица Поппи вызвало в нем тревогу. – Они ведь умерли, да? Должны были. Стало быть, мы... победили? – Потом он вспомнил о Кочерыжке, и победа перестала казаться ему такой уж важной. – Да или нет?
– Наверное, – пожала плечами Поппи. – Все так перепуталось, хотя могло быть и хуже. – Она обернулась к двери, услышав какой-то шум. – К тебе пришли, Тео. Они все так долго ждали вместе со мной – надеялись, что Примула сумеет договориться.
– Договориться? Примула?
– Скоро ты все узнаешь. Я буду здесь, никуда не уйду.
– Что стряслось с твоими бровями?
– О чем ты? – Но она знала о чем. – Ты имеешь в виду их цвет? Они всегда были такими, я просто перестала их красить. Не хочу маскироваться – пусть все знают, что я Дурман.
– А-а. – Он хотел потрогать эти светлые полоски, казавшиеся такими далекими, но Поппи перехватила его руку, как будто прикосновение могло причинить ей боль.
– Я все еще не безразлична тебе, Тео? Хотя нет. Нечестно спрашивать об этом сейчас.
– Попробуй только уйти – узнаешь тогда, что я к тебе чувствую. – Он сжал ей руку крепко, как мог, – в его теперешнем состоянии это, наверное, равнялось пожатию полудохлой медузы. Несмотря на растущую радость от того, что он каким-то чудом вернулся к жизни и что Поппи его ждала, внутри у него образовалась пустота, заполнить которую было не так легко. – Кочерыжка, – сказал он тихо, обращаясь к ее памяти, – прости меня.
– За что это? – спросил чей-то голос. – За то, что ты большой, длинный обормот? Ну, в этом не ты один виноват, так ведь?
В ногах постели сидел Кумбер Осока, и если только он внезапно не обрел дара чревовещателя, фигурка у него на плече должна была быть...
– Кочерыжка! – Тео попытался сесть, но не смог. – Ты жива!
– Ты тоже, тупица, но нельзя сказать, что ты не старался. —. Кумбер осторожно посадил ее на грудь Тео. Она стала заметно бледнее, под глазами лежали круги, на лице и коротко остриженной голове виднелись следы ожогов, но остальное, включая характер, как будто не пострадало. – Чего выпялился? Никогда не видал хорошеньких женщин?
– Просто удивлен, что вижу именно эту. И Кумбер – слава Богу! То есть хвала Деревам, я просто не так выразился. Мы все вышли из этой переделки живыми!
Кумбер медленно кивнул, и на его лице прорезалась такая же медленная улыбка.
– Да. Не всем так повезло. Погибли многие – Цирус Жонкиль и сотни других. Цирус умер, пытаясь спасти тебя.
– Мне жаль это слышать. Он хорошо относился ко мне – лучше, чем почти все остальные Цветы. Но каким образом он думал меня спасти?
– Он и другие Цветы, противники Чемерицы, все время следовали за вами, – сказала Кочерыжка. – Гоблины помогали им выслеживать вас, но в Полуночи это очень трудно. Я нашла их в лесу, когда пыталась вернуться к озеру, но знала, что вовремя им не поспеть. Поэтому я вернулась одна. А когда они все-таки добрались туда, то констебли, Наперстянка и отец Поппи... извини, Поппи...
– Не нужно извиняться, – сказала Поппи, но лицо ее по-прежнему выражало холод и надменность.
– В общем, они вступили в бой, хотя самого Чемерицы в живых уже не было. Наперстянка и несколько констеблей погибли, отца Поппи ранили, но Цирус и кое-кто из его солдат тоже пали. Антон Чемерица бросился в Колодезь, чтобы избежать плена, свинья этакая, – вздохнула Кочерыжка. – Но это хотя бы продлило его мучения – так говорят. А в самом Городе полегли тысячи народу, и пожары бушевали еще долго после того, как всех драконов перебили. Поэтому в последние недели праздновать никому не хотелось.
– Недели? – Тео снова попробовал сесть. – Неужто я столько времени был без сознания?