Война Цветов

Она потерла коленки и выпрямилась. Он никак не мог привыкнуть к ее росточку. Все равно что смотреть на хорошенькую девушку за квартал от себя, только эта от него в полутора ярдах, и видно ее во всех подробностях.

— Ну, если это сон, то я тоже сплю и в следующий раз собираюсь заказать сон получше. Может, перестанешь глаза-то таращить и предложишь мне наперсток чаю хотя бы? Я вся разбита с дороги.

— Вы... вы фея.

— Умница. А ты смертный, вот и разобрались, стало быть. Так вот, я устала, и настроение у меня поганее некуда — как насчет чайку-то?

«Если это сон, то к чему он? Фантазировать о женщинах — одно дело, но женщины полуфутового роста? Что это говорит нам о вашей самооценке, Вильмос?»

— Слушай, — сказала она, и он увидел, что эта крошка в самом деле измучена, воображаемая она или нет. — Я не гордая, сама бы могла приготовить, только у меня сил нет поворачивать ручки на этой твоей плите.

— Извините. — Он подошел, зажег конфорку, поставил на огонь чайник. Малютка упорно не исчезала и даже протянула ручонки к горелке, чтобы погреть их. — Так вы... в самом деле фея. Не плод моего воображения.

— В самом деле. Не плод.

— Но почему вы говорите... как ирландка?

Она закатила глаза и подула на заслонившую их прядку волос.

— Ох, и туп же ты! Это не мы говорим, как ирландцы, — это ирландцы говорят, как мы, более или менее. Дошло?

Ситуация понемногу переставала быть вопиюще нереальной, но оставалась столь же необъяснимой. Чайник закипел, и фея снова поднялась на полфута в воздух, уворачиваясь от струи пара. Тео, двигаясь как заведенный, достал из буфета два чайных пакетика и две чашки.

— Дерева зеленые, парниша, я столько не выпью. Налей мне немножко из своей.

— А, да. — Он убрал лишнюю чашку и бросил пакетик в другую. Наперстка у него не было, поэтому он достал с полки пробку от «Хайнекена». — Это подойдет?

Она подлетела к нему, трепеща крылышками, как колибри, и понюхала пробку.

— Подойдет, только вымой ее. Я против пива ничего не имею, только не вместе с чаем, спасибо.

Тео сел со своей кружкой. Его наполняла гудящая тишина полного остолбенения. Фея, став на коленки, дула на свой чай.

— Я, похоже, не очень-то гостеприимный хозяин...

— Ничего, — сказала она между двумя глотками. — Ваши часто ведут себя таким образом, особенно в потемках.

— А вы, значит... Как вас зовут?

— А тебя?

— Вы не знаете?

— Конечно, знаю, обормотина. Назови сперва свое имя, тогда и я смогу назваться.

— А-а. Тео Вильмос.

— Ну вот и славненько. А я Кочерыжка.

— Как-как?

— Не начинай.

— Но я просто...

— Не начинай, сказано, а то ведь я весь чай на тебя вылью.

Тео подобрался, но ему тут же стало смешно. И зря, наверное: вдруг эта крохотуля способна превратить его в жабу или в горошину под тюфяком? Или возьмет и заставит молоко скиснуть.

Хотя молоко в холодильнике и так, видимо, давно скисло.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал он. — Я просто... не знаю никого с таким именем.

Она посмотрела на него сурово, но затем сменила гнев на милость.

— Я не виновата. Просто я самая младшая.

— А это здесь при чем?

— Нас, Яблок, много. У меня двадцать семь братьев и сестер. Кожица, Мякоть, Черенок, Пирожок, Струдель, даже Сок у нас есть — словом, все хорошие имена уже разобрали, а тут я родилась. Мама с папой прозвали меня «Ошибочкой», но это они любя. Только вот имени мне не хватило.

— А-а. — Не слишком оригинально, но хоть какая-то реакция. — Но что привело вас сюда? Не то чтобы я был против, — спохватился он, — но у нас тут фею нечасто встретишь.

— Неудивительно, с такими-то ценами. — Она устало улыбнулась — впервые с момента своего появления. — Это шутка такая, старая. — Она смотрела на него пристально, склонив голову набок. — Ты правда не знаешь?

— Это как-то связано с книгой моего деда?

— Не слыхала. Тот, кто меня сюда наладил, особо не распространялся. Он, видно, не один заинтересован. Кое-кто, одним словом, положил на тебя глаз.

— Кое-кто? И кто же это?

— Почем я знаю! Мой старичок забеспокоился, вот и послал меня за тобой. Его и спрашивай.

— Старичок?

Она поставила свою импровизированную чашку и снова наклонила голову, как будто прислушиваясь к чему-то.

— Вы сказали «старичок». Какой старичок?

— Пижма. Он вроде как доктор, хотя и знатного рода.

— Но кто он? И где находится?

Кочерыжка досадливо мотнула головой, и Тео вдруг сообразил, что привлекло ее внимание: скверный запах, словно от тухлятины.

— Господи, это еще откуда? Скунс, что ли?

— Это снаружи идет.

Тео смотрел на нее, не понимая, но его нервная система среагировала быстрее, и сердце забилось с утроенной скоростью.

— Снаружи? — Вонь стала такой сильной, что у него заслезились глаза.

Кочерыжка взлетела и повисла в воздухе. Ее крылья жужжали, как пропеллер игрушечного самолетика. Тоненько прокричав что-то на незнакомом Тео языке, она повернулась к нему, явно испуганная, несмотря на старания сохранить на крошечном личике твердость и непроницаемость.

Мне понадобится немного времени, чтобы снова открыть проход. Кто же знал, что нам придется уходить так скоро?

Уходить? — Вопрос повис в воздухе вместе с Кочерыжкой.