Война углей

— Вы только посмотрите на Отулиссу и Клива! — воскликнула Пелли. Клив нежно обнимал Отулиссу обоими крыльями и что-то нежно нашептывал ей на ушко. Судя по движению его клюва, он повторял последние слова песни. Сорен с трудом подавил смешок. Кто бы мог подумать, что Отулисса будет слушать любовные песенки! Но Клив — это Клив. Трудно было представить двух более непохожих сов, чем Клив и Отулисса. Клив из Фертмора был принцем древней династии сов из Северных царств, однако он отказался от титула и наследства, чтобы посвятить свою жизнь созерцанию, а также изучению медицины в уединенной обители Глауксовых братьев. Кроме того, он был убежденным «мирным желудком», то есть противником любой войны. Он никогда не сражался и не носил боевых когтей. Зато Отулисса, несмотря на свои энциклопедические познания и ученые занятия, была закаленной воительницей и командиром истребительной эскадрильи имени Стрикс Струмы. Разве могут миролюбец и воительница обрести совместное счастье? Оказывается, могут.

Перехватив взгляд Сорена, Гильфи тихонько заметила:

— Мне кажется, Блайз поет песню о них.

— Если бы не Клив, — вздохнула Пелли, — наша Отулисса вряд ли смогла бы снова встать на крыло. Она бы с головой ушла в свои книги.

— С дороги! С дороги! — прокричала молодая воробьиная сычиха по имени Фритта, прокладывая себе дорогу через толпу сов, стоявших на балконе. — Я тороплюсь в типографию. Мне нужно успеть включить отзыв о концерте в следующий выпуск! Твоя сестра — чудо! — прокричала она Белл, пролетая мимо.

— Я помогу! — крикнула Белл, устремляясь за ней. — Я хочу убедиться, что ты ничего не упустишь.

Сорен, Корин и остальные члены стаи ненадолго вышли освежиться на ветку, росшую прямо под большим дуплом, но им недолго пришлось наслаждаться тишиной чудесной ночи. Вскоре начались танцы.

— Как непохоже на прошлый год! — сказал Корин.

Вся стая с облегчением посмотрела на своего короля, все были рады, что именно он высказал то, о чем подумали они все. Ведь в прошлом году Стриге удалось настолько замутить Корину разум, что Великое Древо едва не попало в хищные когти этой голубой совы и ее приспешников. Если бы Корин не вспомнил об этом, недосказанность продолжала бы висеть в воздухе, подобно последним клочьям темной грозовой тучи. Но сегодняшний вечер был прекрасен, а тихий воздух словно нарочно создан для танцев.

— Танцы сегодня будут допоздна, — заметила Гильфи.

— Прекрасно! — с неподдельной радостью вскричал Корин. — Замечательно!

Перед самым рассветом свежий номер «Вечернего Уханья» был полностью готов. Совы, захмелевшие от молочникового вина и буйного глаук-глаука, уже давно разбрелись по своим дуплам. Ничего, прочитают газету на закате! Заголовки кричали: «праздник Урожая вновь возвращается во всей красе! Ошеломительный певческий дебют! Провал? Ни в коем случае!»

«Блайз, одна из трех дочерей Сорена и Пелли, открыла нынешний праздник Урожая исполнением традиционного гимна „Любимое Древо“. Эта торжественная песня была пропета с исключительным изяществом, доставившим удовольствие всем присутствовавшим. Однако лишь когда молодая певица перешла к следующему номеру своей концертной программы и запела старинную пестроперскую балладу, мы поняли, что на дереве расцвел новый блестящий талант. Не будет преувеличением сказать, что слова „Когда любит сова сову“ Блайз исполняла поистине всем желудком!

Следует особо отметить полную музыкальную гармонию, сложившуюся между юной певицей и членами гильдии арфисток, прежде всего нашей блистательной мадам Плонк, которая в этот вечер явно была в ударе. Она вращалась по струнам, как волчок, перебирая, щипая и колебля их с несравненной точностью и невероятным талантом. А теперь несколько слов от себя лично. После отвратительного прошлогоднего праздника Урожая ваш обозреватель просто не может представить себе лучшего начала торжеств, чем сегодняшний дуэт дерзкой, уверенной в своих силах молодой певицы и прославленной арфистки!»

Глава II Крепыш на распутье

Лунный свет, заливавший ледяную пещеру, постепенно начал слабеть. Крепышу казалось, что прошла целая вечность, прежде чем две совы наконец вылетели наружу. От их разговора Крепыша бросало в дрожь, что, согласитесь, было весьма странно для птицы, родившейся и выросшей в Ледяных проливах. Что же означало это странное слово, произнесенное сипухой? Хагсмары! Просто мурашки по телу бегут. Внезапно Крепыш заметил, что узкая щель, в которой он сидел, стала заметно просторнее. «Значит, я все-таки съежился. По-настоящему, как сова. Стал тощим от страха. Но ведь так делают только совы, а не тупики! Ой, мамочки… ой-ой, мамочки! Наверное, я УЖАСНО испугался. Что это за хагсмары такие? И что означал этот разговор про яйца?» У бедного Крепыша даже голова разболелась, ведь он еще никогда в жизни так не работал мозгами! Крошечные осколки мыслей, острые, как ледяная крошка в разгар катабатических ветров, вихрями кружили у него в голове.