Война: ускоренная жизнь

Из письма солдату Рихарду Краузе от брата (23 мая 1942 года): «Мне рассказал один солдат, который лежал здесь в госпитале, что они обычно забирают у пленных русских сапоги. Эти сапоги очень хорошего качества. Не сможешь ли ты мне выслать хотя бы пару сапог».

Генрих Метельман вспоминает, как во время боев под Сталинградом, уже во время отступления немцев, он был укутан в красноармейскую шинель, а на голове у него красовался треух, подобранный где-то в бою. Увидев это, пленный русский, явно штабной офицер: «обозвал меня распоследней свиньей, предателем, продавшим Родину, и мне показалось, что он был готов наброситься на меня с кулаками. И тогда я наконец распахнул чужую шинель, под которой оказалась форма вермахта. Заметив его изумление, я от всей души расхохотался, поскольку расценивал свой спектакль исключительно как шутку, не более того».

Немецкие солдаты, находившиеся в тылу на оккупированной русской территории и не имевшие возможности добывать красноармейские шинели, «обмундировывались» по-другому, причем без опасности для жизни.

В своей книге «Судьба детей войны» Василий Свиридов вспоминает, как это бывало на их хуторе Опушино под Курском. Причем в этом случае солдаты вермахта не только «обмундировались», но и провели среди местного населения определенную «воспитательную работу».

Василий Васильевич рассказывал автору, что у них на хуторе жил дед Овист, у которого была невестка Ефимия. Она жаловалась свекру: «Тато, осень иде, а чоботов немае». — «Не журись, Химка. Идут нимци, у них гамазыны, там усе е».

И вот:

«Зимние праздники кончились. Началась масленица. Решили наши хуторяне пойти (в открытую немцами. — Авт.) церковь. Пошел и свекор тетки Химки. Приоделся, праздник ведь. Надел сапоги-вытяжки, новые, хорошо дегтем промазаны, шапку мерлушковую и хорошую шубу, хотя и своей выделки, но хорошая — черненькая, в нескольких местах опушенная.

Женщины идут впереди, мужики — позади, держатся на расстоянии, чтобы можно было без помех курить. Ведь если ругают за курево, то пропадает аппетит, какое уж там курение.

Только перешли на другую сторону речки — как на грех навстречу едут немцы. Подвод шесть или семь и на каждой, наверное, не меньше четырех — одним словом, много. Женщины сошли в сторону, в снег, уступая дорогу. Немцы мимо них проехали и остановились возле мужиков, тоже уступивших дорогу. Сначала, сидя на санях, молча разглядывая их, потом заговорили о чем-то и, обращаясь к мужикам, спросили:

— Партизан?

Мужики испуганно замахали руками:

— Найн, нет, мы в церковь, — и начали креститься. Несколько немцев сошли с саней и, подойдя к мужикам, осмотрели их, быстро переводя взгляд от одного к другому, и остановились возле свекра тетки Химки, обратив внимание на его сапоги. Быстро между собой поговорили и потянули деда Овиста к саням. «Зи зетцен, гросфатер». Дед сел на отводину саней.

Один из немцев взялся стаскивать с него сапоги, стянул и тут же бросил их в сани. Посмотрел на свои руки, а руки в дегте, сапоги-то от всей души были смазаны. Сморщился немчик, что-то сказал, другие засмеялись, выкрикивая. Нагнулся фриц, взялся за полу шубы, видимо, намереваясь вытереть руки, да как закричит. Схватил деда за отвороты шубы, поставил на ноги и что-то говорит, а сам расстегивает пуговицы и, расстегнув, вытряхнул деда из шубы. А дед Овист до того испугался или в каком-то шоке находился, что не понимал, что с ним происходит.

От соседних саней подошел другой немец и, смеясь, снял с деда шапку. Поехали немцы, что-то крича и хохоча, а дед остался стоять у дороги без шапки и шубы, в одной рубахе и без сапог.

Подошли женщины, сняли с себя кто поясок, кто платок, замотали на ногах онучи, перевязали. Сняли теплые шали, укутали деда и все вернулись назад. Будь она неладна, такая обедня!

Привели старого домой, невестка как глянула — и сразу поняла, в чем дело, да как захохочет: «Тато, гамазыны!».

Заканчивая эту главу, очень хочется привести относительно пространную, но довольно содержательную и много поясняющую выдержку из книги Готтлиба Бидермана «В смертельном бою» — человека, который провоевал на Востоке практически всю войну.