Война в Фивах

— Его предки, невзирая на жадность, довольствовались гранитом и золотом, — заметила она.

Царица Ахотеп возразила:

— Мама, но Апофис требует, чтобы мы истребили священных гиппопотамов, чей рев не дает ему спать, и построили рядом с храмом Амона такой же его богу Сету. Он желает, чтобы наш повелитель снял белую корону.

Секененра подтвердил слова Ахотеп и рассказал матери все о визите посланника и его требованиях. На благородном лице матери появилось выражение отвращения, дрожащие тубы говорили о негодовании и раздражении. Она спросила царя:

— Что ты ему ответил, мой сын?

— Мне еще предстоит ответить ему.

— Ты уже принял решение?

— Да. Полностью отвергнуть все требования.

— Тот, кто выдвинул эти требования, не примет отказа!

— А тот, кто способен категорически отвергнуть их, не должен опасаться последствий своего решения.

— Что, если он объявит войну?

— Тогда я отвечу ему тем же.

Упоминание войны прозвучало странно, пробудив в ее памяти воспоминания о давних событиях. Тетишери вспомнила времена, похожие на эти, когда ее муж в отчаянии не знал, к кому обращаться, и жаловался ей о своих невзгодах и тревогах, жалел о том, что у него нет сильной армии, способной дать отпор алчному врагу. Теперь же ее сын говорил о войне смело, решительно и уверенно, ибо времена изменились, надежда воскресла. Тетишери украдкой посмотрела на жену сына и поняла, что та смятенна, надежды царицы и дурные предчувствия матери безжалостно раздирали ее. Тетишери тоже была царицей и матерью, но не находила в себе сил сказать что-либо, кроме того, что наставнице народа и его святой матери полагалось сказать. Она спросила сына:

— Эта армия сможет избавить Египет от оков?

— По крайней мере, она не допустит вторжения пастухов на Юг страны.

Затем он с презрением пожал плечами и сердито сказал:

— Мама, мы угождаем этим пастухам уже не первый год, но их жадности нет предела. Они уже хотят заполучить наше царство. Теперь вмешалась сама судьба, и я считаю, что лучше проявить храбрость, чем тянуть время и умиротворять врага. Я пойду на этот шаг и посмотрю, что будет дальше.

Тетишери улыбнулась и гордо произнесла:

— Да благословит Амон эту гордую душу!

— Что ты скажешь, мама?

— Я скажу, мой сын: «Следуй избранному пути и да хранит тебя Бог, а мои молитвы принесут тебе благословение!» Такова наша цель, именно так должен поступить юноша, избранный Амоном для осуществления бессмертных надежд Фив!

Секененра обрадовался, его лицо сияло. Он наклонился и поцеловал Тетишери в лоб. Она поцеловала левую щеку сына и правую щеку Ахотеп и благословила обоих. Они вернулись к себе счастливые и радостные.

5

Посланнику Хаяну сообщили, что Секененра примет его утром следующего дня. В назначенное время царь явился в зал приемов в сопровождении придворных старших рангов. Там он застал главного министра, верховного жреца, командиров армии и флота. Они ждали царя у его трона. Все встали и поклонились. Он занял свое место на троне и разрешил остальным сесть. Затем гофмейстер, стоявший у двери, громко объявил о приходе посланника Хаяна. Появился короткий тучный посланник с длинной бородой. Он приближался высокомерной походкой и думал про себя: «Что мне ждать от этих людей? Мир или войну?» Приблизившись к трону, он поклонился, приветствуя сидевшего на нем царя. Тот ответил послу таким же поклоном, дал ему знак сесть и спросил:

— Надеюсь, вы провели приятную ночь?

— Ночь была приятной благодаря вашему щедрому гостеприимству.

Хаян взглянул на голову царя и, увидев на ней белую корону, расстроился и пришел в неистовый гнев, считая недопустимым, что правитель Юга бросает ему подобный вызов. Царь же и не собирался проявлять к нему вежливость, ибо вполне отдавал себе отчет, что означает отказ от требований Апофиса. Желая выразить свое мнение смело, решительно и прямо, царь сказал:

— Посланник Хаян, я изучил требования, которые вы столь точно передали нам, и обсудил их с ответственными лицами моего царства. Мы все пришли к мнению, что их следует отвергнуть.

Хаян не ожидал столь резкого, недвусмысленного отказа. От удивления он лишился дара речи. Хаян с изумлением и неверием смотрел на Секененру, его лицо покраснело, словно коралл.

Царь продолжил:

— Я считаю, что эти требования противоречат нашим верованиям и чести.

Придя в себя от удивления, Хаян сказал спокойно и высокомерно, будто не расслышал слов царя:

— Если мой повелитель спросит: «Почему правитель Юга отказывается возвести храм Сету?», что я должен ему ответить?

— Скажите ему, что жители Юга поклоняются только Амону.

— А если он спросит: «Почему они не хотят истребить гиппопотамов, лишающих меня сна?»

— Скажите, что жители Юга считают их священными.

— Поразительно! Разве фараон не священнее гиппопотамов?

Секененра на мгновение опустил голову, будто обдумывая ответ. Затем он решительно ответил:

— Апофис священ для вас. Гиппопотамы священны для нас.

Услышав столь ясный ответ, придворные почувствовали облегчение. Хаяна же обуревал гнев, хотя он и не дал ему взять верх над собой. Он сдержался и спокойно сказал: