Читаем Война, в которой я победила полностью

– Да никуда! Ничего же не изменилось. С какой вообще стати тебе пришло в голову… Это МАМА ваша умерла, я-то по-прежнему с вами!

– Но ты же сама сказала, с нами, мол, надо теперь разбираться!

– Это с похоронами надо разбираться, а не с вами!

– Откуда мне знать, что такое похороны?!

Сьюзан застыла.

– А, – коротко сказала она. – Господи, вот оно что. Бедняжка моя. Да ты же, наверное, извелась вся… Что ж ты ничего не сказала?

– Сама нам говорила, что не хочешь детей. – Говорила, поначалу, когда только мы приехали, и не раз. – А мы к тому же больше не эвакуированные как бы. Мы теперь сироты. Леди Тортон теперь за нас не в ответе, и ты теперь не в ответе, а в сиротском приюте мне не разрешат Коржика, и…

– Ох, Ада, Ада. – Сьюзан наклонилась ко мне и заключила в объятия. Я попыталась отпихнуть её, но она держала крепко. Сьюзан, она вообще сильней, чем кажется. – Ты всё неправильно поняла, – мягко сказала она. – Да, вы сироты – по крайней мере, формально, но вы, конечно же, останетесь со мной. В каком-то смысле так даже проще, раз ваша мама умерла. Теперь вряд ли что-то помешает мне оформить над вами законную опеку. Когда я говорила про разбираться, я имела в виду, с вашей мамой. С её останками.

«Останки» я тоже не знала. Могла догадаться, наверно, но побоялась.

– С её телом, – уточнила Сьюзан. – Только с этим. Вы с Джейми остаётесь со мной.

Я хотела было ответить, но не вышло. Горло сдавило, а потом наружу сами прорвались рыдания, и всё, только Сьюзан качала меня на руках, взад-вперёд, взад-вперёд, точно маленького ребёночка, точно любимого ребёночка, точно она меня любит и всегда любила.

Глава 4

В ближайшую погожую субботу Сьюзан уговорила медсестёр отпустить меня с ней на каталке прогуляться. Уже начался октябрь, воздух стоял свежий, студёный, небо вверху было такое ярко-синее. Слегка потягивало древесным дымом, над головой – ни одного самолёта. Никаких бомб. Никакого вторжения – пока никакого.

На мне платье и кофта – их мне Сьюзан на базаре нашла. Гипсовая нога, а вместе с ней и голая левая обёрнуты в плед. Сьюзан толкает вперёд кресло-каталку, Джейми скачет рядом вприпрыжку.

– Пройдёмся по центральной улице, зайдём выпьем чаю, – сказала Сьюзан. – Только вначале я хочу вам кое-что показать.

Она остановилась напротив церкви. Эта была побольше, чем в нашем городке, но в остальном такая же: тёмно-бурое угловатое здание с высокой колокольней и погостом, на котором торчат частоколом каменные плиты.

– Ведите себя потише, – прошептала нам Сьюзан, – и пальцем не показывайте. Вон, видите? Там, где люди, и могила рядом выкопана. Такая яма в земле. А рядом, видите, деревянный ящик? Называется гроб. Это похороны, точнее, их финальная часть. А начало проходит в церкви. Сейчас они захоронят усопшего.

– Усопшего? – не понял Джейми.

– Мёртвого, – пояснила Сьюзан.

– Что, прямо в землю? – пискнул Джейми.

– Ну, да. А куда ещё, по-твоему, их складывать?

Я и раньше замечала, что на плитах на погосте написаны чьи-то имена, но мне неоткуда было знать, что это подписаны те, кто под ними лежит. И я сказала:

– Надо же, никогда не думала.

– Я надеялась, что вашу маму мы сможем похоронить у нас в городе, – сказала Сьюзан.

– Зачем? – спросил Джейми.

– Чтобы вам было куда прийти почтить её память. То есть подумать о ней. Что-то хорошее вспомнить.

С этим пришлось бы напрячься.

– Но её кремировали, – вставила я. Мне далеко не все слова были понятны, но запоминала я их без проблем.

– Да, – подтвердила Сьюзан. – То есть её тело сожгли, и остался только пепел.

Я повернулась к ней.

– Шутишь.

– Н-нет, – ответила Сьюзан. Видно было, что ей неловко. – Но это совершенно нормально, никакого непочтения. В условиях военного времени даже очень практично.

– Если у нас нет тела, – сказала я, – откуда мы знаем, что она точно умерла?

– Вам выдадут свидетельство о смерти. Пришлют по почте. Как свидетельство о рождении, только наоборот.

– А-а, – протянула я. Своё свидетельство о рождении я хранила в специальной коробочке.

– Я его тебе отдам, когда придёт, – сказала мне Сьюзан. – Ты его сбережёшь в сохранности.

Я кивнула. Это можно.

Джейми спросил:

– А теперь ещё не пора пить чай?

Сьюзан сжала его ладошку.

– Конечно. Пойдёмте.


В чайной я проглядела цены в меню и нахмурилась.

– Раз мы больше не эвакуированные, – сказала я Сьюзан, – государство тебе теперь не будет платить за то, что ты нас держишь. Мы тебе не по карману.

Дом у Сьюзан – тот, который разбомбило, – был довольно шикарный, но сама она всегда говорила, что денег у неё немного; работы у неё тоже никакой не было.

– Об этом я позабочусь, – ответила Сьюзан. – Я же рассказывала, что уже подала документы. Оформлю на вас опекунство.

Новое слово мне нравилось. «Опекун» – это звучит сильно.

– Как только выйду из больницы, пойду работать, – заявила я.

– Ада, Ада, – улыбнулась Сьюзан. – Пожалуйста, перестань. Не надо тебе так напрягаться из-за денег.

– А за мою операцию кто заплатил? – спросила я. – И за койку в больнице, и за вашу комнату в пансионате, и за всю эту новую одёжу?

– Не думаю, что тебе надо во всё это вдаваться, – покачала головой Сьюзан.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сволочи
Сволочи

Можно, конечно, при желании увидеть в прозе Горчева один только Цинизм и Мат. Но это — при очень большом желании, посещающем обычно неудовлетворенных и несостоявшихся людей. Люди удовлетворенные и состоявшиеся, то есть способные читать хорошую прозу без зависти, увидят в этих рассказах прежде всего буйство фантазии и праздник изобретательности. Горчев придумал Галлюциногенный Гриб над Москвой — излучения и испарения этого гриба заставляют Москвичей думать, что они живут в элитных хоромах, а на самом деле они спят в канавке или под березкой, подложив под голову торбу. Еще Горчев придумал призраки Советских Писателей, которые до сих пор живут в переделкинском пруду, и Телефонного Робота, который слушает все наши разговоры, потому что больше это никому не интересно. Горчев — добрый сказочник и веселый шутник эпохи раннего Апокалипсиса.Кто читает Горчева — освобождается. Плачет и смеется. Умиляется. Весь набор реакций, которых современному человеку уже не даст никакая традиционная литература — а вот такая еще прошибает.

Анатолий Георгиевич Алексин , Владимир Владимирович Кунин , Дмитрий Анатольевич Горчев , Дмитрий Горчев , Елена Стриж

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Юмор / Юмористическая проза / Книги о войне
Пуговка
Пуговка

Критика Проза Андрея Башаримова сигнализирует о том, что новый век уже наступил. Кажется, это первый писатель нового тысячелетия – по подходам СЃРІРѕРёРј, по мироощущению, Башаримов сильно отличается даже РѕС' СЃРІРѕРёС… предшественников (нового романа, концептуальной парадигмы, РѕС' Сорокина и Тарантино), из которых, вроде Р±С‹, органично вышел. РњС‹ присутствуем сегодня при вхождении в литературу совершенно нового типа высказывания, которое требует пересмотра очень РјРЅРѕРіРёС… привычных для нас вещей. Причем, не только в литературе. Дмитрий Бавильский, "Топос" Андрей Башаримов, кажется, верит, что в СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ литературе еще теплится жизнь и с изощренным садизмом старается продлить ее агонию. Маруся Климоваформат 70x100/32, издательство "Колонна Publications", жесткая обложка, 284 стр., тираж 1000 СЌРєР·. серия: Vasa Iniquitatis (Сосуд Беззаконий). Также в этой серии: Уильям Берроуз, Алистер Кроули, Р

Андрей Башаримов , Борис Викторович Шергин , Наталья Алешина , Юлия Яшина

Современная проза / Детская проза / Книги о войне / Книги Для Детей / Детская литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза