Война в небесах

О том, чтобы вывести Демоти Беде из ускоренного времени, Данло даже не помышлял. Точечная теорема Галливара, к которой он прибег, чтобы найти выход из перекрученного туннеля, поглощала все его внимание. Данло всегда воспринимал мультиплекс — как чувственно, так и математически — как переливающийся красками ковер. Логика и смысл открывались ему во всем: взять хотя бы то, как кармин пространства Лави разлагался на розовые, багровые и рыжеватые тона при подходе корабля к первому граничному интервалу. Но здесь, в этом взвихренном парадоксальном коридоре, логики почти не существовало. В один момент все поле зрения было густо-фиолетовым, в следующий по нему вдруг разливалась яркая желтизна, как из лопнувшего тюбика с краской. Случалось, что краски пропадали вовсе, и на месте сиюминутной пестроты оставалось только черное и белое.

При этом черное слишком часто мутировало в белое и наоборот, словно фон и силуэт на картинке. Дважды Данло казалось, что он вышел в более ровную и яркую часть мультиплекса, но туннель тут же смыкался снова, темный и извилистый, как медвежьи кишки. Данло не мог сказать, сколько времени провел в нем, но очередной маршрут наконец вывел его в простой сектор Лави; устрица, которую тюлень чудом выкашливает вон, не могла бы испытать большего облегчения.

— Мы освободились, да, пилот? — На пути к Таннахиллу Данло запрограммировал корабельный компьютер показывать Эде проекцию мультиплекса. На ней все математические тонкости выглядели геометрически и слишком уж буквально — сам Данло видел подпространство по-другому. Но Эде получал свою долю информации и не раз указывал Данло на опасность, которую тот мог проглядеть. — Мы оторвались от погони? Я не вижу признаков других кораблей.

Данло исследовал сектор с вниманием охотника, старающегося разглядеть белого медведя на снежном поле.

— Мы одни, верно? В пределах радиуса сходимости нет ни одного корабля.

Данло однажды объяснил Эде, что радиус сходимости за пределами сектора Лави стремится к бесконечности, что делает обнаружение другого корабля почти невозможным.

— Ты вышел из того жуткого места, как бы оно ни называлось, и теперь мы одни.

На миг Данло подумалось, что Эде прав. Некоторое время он исследовал аквамариновые глубины вокруг, выискивая малейшие проблески света. Он затаил дыхание, считая удары сердца: раз, два, три… а потом тихо проронил: — Нет, мы не одни.

В стороне, на самой границе сектора, зажглись две крохотные искры. Два легких корабля, как светящиеся семечки линфея, маячили на самом пределе радиуса сходимости.

— Где, пилот? Ага, вижу. Что это за корабли?

По одним только следам в мультиплексе опознать легкий корабль, разумеется, невозможно. Но Данло закрыл глаза и увидел, что к нему, точно сверлящие черви, близятся “Мечта кантора” и “Огнеглот”, ведомый кровожадной Марджей Валаскес.

— Что будем делать? Бежать?

“Снежная сова” уходила в мультиплекс все глубже, по направлению к звездам ядра, а Данло оглядывал мерцающую границу сектора в поисках других кораблей. Отсчитав еще десять ударов сердца, он ответил: — Да.

Корабль стал уходить в другие пространства — в инвариантные, и в сегментные, и в клейновы трубы, скрученные, как змея, глотающая собственный хвост. Четверо суток длилась эта погоня. Когда у Данло началось жжение в глазах и голову сдавило, точно ледниковыми глыбами, Эде напомнил ему, что долго без сна он не выдержит. Данло, с трудом разлепив высохшие, кровоточащие губы, ответил кратко и по делу: .. — Другие пилоты тоже.

Где-то за звездой под названием Двойная Альмира Данло потерял одного из преследователей. Полдня он шел через пространство Зеемана, плоское и зеленое, как луг, и . видел за собой только один корабль. Пройдя короткий, но особенно извилистый точечный туннель, из которого опять-таки вышла только одна искра, Данло убедился, что за ним гонится кто-то один.

— Стоит ли бежать дальше? — спросил Эде. — Ты так устал, что еде удерживаешь глаза открытыми.

Данло действительно устал, смертельно устал — он чувствовал эту усталость, как жгучую тошноту. И глаза он удерживал открытыми только для того, чтобы смотреть на голограмму Эде. Чтобы вести корабль, ему хватало зрительного центра в мозгу, куда корабельный компьютер подавал математические символы. Когда он закрывал глаза, это только прибавляло изящества его пилотированию. Входя в цифровой шторм, охватывающий его, как десять тысяч переплетенных радуг, Данло часто становился слеп ко всему окружающему, как новорожденный младенец.

— Так или этак, а я от него избавлюсь, — сказал он. Мерцающая рябь на границе его сектора пространства говорила о присутствии другого корабля, Данло был уверен, что это “Огнеглот”. Зондерваль говорил как-то, что Марджа Валаскес, при всей своей храбрости и свирепости, испытывает страх перед фазовыми пространствами.